Наблюдатели на городских площадях свистели, завидев его машину — хотя та была без номеров, — предупреждая дилеров о присутствии полицейских. Мальчишки, ростом не выше ящика для писем, принимались кричать:
— Арте́на! Артена![13]
Чтобы получить работу наблюдателя, надо быть хорошим физиогномистом, и на этот раз двоим субъектам с не самой приятной внешностью это удалось выше всяких похвал. О, эти поездки по мосту Бонди с ватагой нищих калек на всех светофорах, слетающихся на красный свет! Мост Бонди, страна чудес…
Они припарковались у ступенек отделения судебной медицины и вошли в здание с выцветшей краской на стенах и драным линолеумом. Кост остановился перед газетным киоском, затерянным в углу вестибюля.
— Хочешь взять ему что-нибудь почитать? — пошутил Обен.
Тот не отреагировал. Его внимание сразу приковал к себе заголовок «В парижском морге воскресают мертвые». Проиллюстрированный фотографией Института судебно-медицинской экспертизы на фоне угрожающе мрачного неба, будто это дом с привидениями. Кост подумал о Леа Маркван. В течение дня он позвонит ей.
Обязательно.
Капитан пробежал глазами заголовки, пока Обен предъявлял полицейское удостоверение в медицинском секретариате. Медсестра шаркающей походкой проводила их к палате номер 21, а затем, ни слова не говоря, развернулась и ушла.
Вытянувшись на животе, Бебе Кулибали встретил их появление ворчанием, в котором Кост разобрал только слово «фараон» с парой ругательных эпитетов в качестве знаков препинания.
Кост присел рядом с ним на кровати, на которой пациент едва умещался.
— Итак, тебя зовут Бебе Кулибали, тебе двадцать семь лет, твоя площадка для игр — кварталы Поль-Вайян-Кутюрье, и вчера вечером… — он поискал наиболее правильные слова, — тебя по меньшей мере жестоко избили и покалечили. Это серьезно. Понимаешь? Знаешь причину?
— Ни одной.
— Это не ответ. Кто бы мог это сделать?
— Знать бы… Обещаю, разберусь с этим сам.
— Ага, вижу, прямо весь из себя мститель… Ты знаешь Франка Самоя?
— Никого я не знаю.
— Однако на тебе был его свитер.
На лбу гиганта образовались две большие морщины, позволяющие предположить, что тот пытается поразмышлять. Это могло занять какое-то время. Кост снял пальто и устроился на подлокотнике кресла, а затем продолжил:
— Слушай, я понимаю, что ты нас не особенно любишь, и, уверяю тебя, мы относимся к тебе точно так же. Но мы оба оказались в той ситуации, когда должны сделать над собой усилие. Ты — чтобы поговорить со мной, а я — чтобы найти мотив для расследования, где жертва — ты, грабитель, переквалифицировавшийся в наркоторговца. А серьезно, какой у тебя рост? Почти два метра? Как ты мог допустить, чтобы тебя похитили?
Бебе послушно повернулся на четверть к обоим полицейским.
— Слушай, легаш, я помню только о трех вещах. Первая — я занимаюсь починкой электричества у себя в погребе. Там меня вроде бы огрели по затылку чем-то холодным. Больше ни звука, ни картинки. Вторая — я просыпаюсь. Лежу на животе, не могу пошевелиться, у меня дикое похмелье. Вначале я подумал, что лежу в темноте. Услышал звук шагов. Посмотрел налево, направо и почувствовал ткань у себя на коже. У меня на голове был чертов мешок. Я почувствовал, что мне что-то обвязывают вокруг… — Несмотря на рост и страшенную рожу он, судя по всему, еще не был готов заново пережить эту историю. — Затем я вырубился.
— А третье?
— Ты наводишь на меня «пушку» в морге, наглая твоя рожа.
— Ну да, признаюсь, ты меня немного удивил… У тебя был с собой мобильник?
— Я дам его тебе не раньше, чем ад замерзнет. Ты считаешь меня наркодилером, а где ты видел наркодилера, который давал бы свой мобильник?
— Начхать мне на твою торговлю, я не из наркоотдела; но если у тебя был мобильник, можно было бы попробовать отследить путь, который ты проделал. А если его у тебя украли, можно было бы точно знать, где он сейчас находится, понимаешь?
— Мой мобильник так и остался у меня дома, я спустился в подвал без него.
Кост обернулся к Обену:
— Начинаешь допрос, и чтобы все подробно. Я зову остальных.
Обен развернул кейс с ноутбуком и записывающим устройством.
— Ладно. Еще раз с самого начала. Имя? Фамилия? Дата рождения?
В вестибюле больницы Кост делал заметки, зажав телефон между ухом и плечом. Ронан и Сэм отправились к Франку Самою.
— Он огорчает свою бедную мать, у которой живет в Гагарине[14], что в Роменвилле. Собственная комната, несколько шмоток, два-три шарика конопли. Его старушка одарила нас чашкой кофе и телефонным номером своего отпрыска, от которого ей столько огорчений.
13
На арабском означает «бросай». Предупредительный крик при проезде полицейского патруля. —