В пустом доме среди картонных коробок оставались включенными лишь кофеварка и радиобудильник.
— У тебя не будет сахара?
— Уже упакован, но если хочешь, могу достать…
— Тогда не надо. Ты вернулась ради переезда?
— Учитывая, сколько времени ты оставляешь Матиасу, я гораздо быстрее соберусь одна.
Лора зажгла сигарету и протянула ему еще одну. Кост мысленно отметил, что она красива, даже в домашнем платье и спрятавшись за своими волосами, что его друг прав, что уходит, и еще что сам он немного под градусом.
— Ты храбрая, — сказал капитан для завязки разговора.
— Может быть. Завтра утром наконец отдаем ключи от дома; я рассматриваю это как последнее усилие. Осточертело все делать одной. Вот уже два года, как Матиас в депрессии, два года, как он отсутствует, даже когда мы вместе.
— Не беспокойся, я возвращаю его тебе.
— Виктор, мы очень хорошо к тебе относимся, клянусь, но удаление Матиаса от тебя, от девяносто третьего и от работы — самое лучшее, что может с ним случиться.
Кост принялся напряженно размышлять об этом и в размышлении вернулся к себе, собираясь лечь спать. Уже некоторое время он чувствовал, что Обен все больше и больше отдаляется. От него, от остальных, от работы. Отец семейства, лишенный семейства, в навязанном кем-то одиночестве. Он бы так долго не продержался.
Кост ворочался с боку на бок в кровати, а затем взял одеяло и устроился на диване, чтобы убаюкать себя повторами передач на огромном экране — единственном украшении гостиной.
12
Первое анонимное письмо Кост получил в день ухода Обена. Среди обычной служебной корреспонденции, доставленной в секретариат, он нашел конверт со своими именем и фамилией, написанными от руки. Вскрыв его, обнаружил сложенный вдвое листок бумаги, развернул его.
Код 93
Передозировка — 16 марта 2011 года
Сквот в бывшей мэрии Ле-Лила.
Сначала Кост сказал себе, что, похоже, неприятности окончательно подружились с ним. За несколько секунд он подвел итоги, мысленно разложил всё по полочкам и составил список действий, которые должны из этого следовать. Затем взял конверт и письмо за уголок, чтобы оставить на них как можно меньше отпечатков, и, воспользовавшись тем, что в коридорах еще не было оживления, сделал ксерокопию того и другого. Наконец сунул оригиналы в конверт из крафт-бумаги, который спрятал в одном из ящиков своего стола. Крафт-бумага лучше сохраняет ДНК.
Текст письма вернул его к делу годичной давности. И в этом деле, должно быть, содержится ошибка, упущение, какой-то прокол, песчинка, из-за которой он сегодня стал счастливым получателем дополнительной корреспонденции.
На конверте значились его имя и фамилия, но ни единого упоминания ни о звании, ни о службе. Кост счел это большой вольностью и решил, что в настоящее время ему только это и остается.
Семь часов тридцать минут, у него есть еще несколько секунд перед встречей с самыми ранними пташками из полицейских.
С копией в руке Кост направился к архивам службы. Закрыв за собой дверь, он окинул взглядом просторное помещение, заставленное бесконечными рядами тщательно рассортированных папок. Память уголовной полиции 93-го, бортовой журнал преступлений.
На ходу его палец скользил по материалам следственных действий, и месяцы потекли вспять. Перед глазами капитана проходили имена преступников, жертв; сцены совершенных правонарушений снова по-хозяйски расположились в его памяти.
Кост остановился на марте 2011-го, как было указано в письме. Без труда нашел нужное дело, вынул из папки, а затем уселся на тощее ковровое покрытие, чтобы прочесть досье, которое открыл у себя на коленях.
В первых протоколах осмотра места преступления описывалась молодая женщина, найденная мертвой в бывшей мэрии Ле-Лила. Писавший был хорошо информирован. Может быть, другой полицейский?
Присутствие сил правопорядка заставило обитателей сквота разбежаться, расследование по соседству оказалось напрасным. При жертве не было обнаружено никаких документов, она стала «неопознанным трупом». Кост раскрыл запись отчета судебно-медицинского эксперта. Его взгляд перескакивал с параграфа на параграф, задерживаясь лишь на самых важных сведениях.