Сопровождающий родственников крупный полицейский попытался предупредить их несколько минут назад. Тело, которое им предстояло увидеть, было телом наркоманки, которая, возможно, была их дочерью и сестрой, но которая, бесспорно, изменилась, истаскалась и постарела в силу маргинального образа жизни. Он охотно предпочел бы обойтись без упоминаний о сфере сексуальных услуг — эти уточнения не являлись необходимыми, пока она официально не опознана. Однако никакое предупреждение и никакая подготовка не смогла бы избавить от приступа тошноты, охватившей их, когда лицо было открыто.
Мать — пленница своего инвалидного кресла — оттолкнулась руками от подлокотников и, как могла, поднялась на своих слабых ногах, чтобы прибавить себе хоть немного роста. Ее голос — властный и, несмотря ни на что, на удивление чистый — заверил, что это не ее дочь. Сын не издал ни звука. Лицо девушки было настолько опухшим, что возможность ошибки оставалась довольно значительной. Патологоанатом отодвинула простыню, полностью открыв труп, покрытый синяками, царапинами, плохо зажившими ранами и следами тысяч уколов — черных воспаленных лунок. Пожилая дама сжала руку сына и еще более уверенным, делано смиренным голосом снова заявила, что особа, лежащая перед ними, не их Камилла. Все еще стоящий рядом с ней сын приоткрыл рот, но его слова так и остались непроизнесенными; из его уст раздался лишь вздох.
Доктор Леа Маркван знала, что весь известный набор реакций тех, кто оказался перед трупом, можно перечислять бесконечно. Тем не менее она непроизвольным движением быстро прикрыла обнаженный труп, с которого молодой человек не сводил пристального взгляда с ноткой какого-то нездорового интереса. Тем более что он уверял, будто не узнает покойную.
Отступив в сторону, полицейский вынул из кейса бланк протокола, поставил галочку напротив «результат отрицательный», потом дал обоим посетителям подписать его. А ведь он надеялся, что сможет найти семью этой безымянной… Затем предложил даме с сыном проводить их, однако те вежливо отказались.
Даже оказавшись в такси, которое везло их домой, на высоты Сен-Клу, они не обменялись ни единым словом. Мать не признавала за собой никакой вины. Она действовала ради блага семьи, и пусть ей придется расплатиться своей душой, если придет день, когда Бог упрекнет ее в этом.
Весь сжавшись, сын полностью сосредоточился на своем дыхании. На каждом повороте такси он опасался, что его вывернет на кожаные сиденья. Держа руку на сердце, он чувствовал, что силы покидают его; по всему телу бежали мурашки, предвестники недомогания. Секунду он был не в себе, и ему понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, где он находится и что здесь делает.
Камилла. Он тоже ее узнал. Свою Камиллу. Свою почти сестру. Узнал и промолчал.
Часть первая
Здесь не Голливуд, здесь Сен-Сен-Дени.
1
Среда, 11 января 2012 года. Кост открыл один глаз. Завибрировал мобильник, лежащий на подушке, которой он не пользовался. Кост прищурился, чтобы посмотреть, сколько времени. Четыре тридцать утра. Еще не приняв вызов, он уже знал, что где-то кого-то убили. В жизни Коста не существовало никакой другой причины, по которой его разбудили бы среди ночи.
Морщась, он выпил горький кофе, прислонясь к холодильнику, на котором стикер «купить сахару» уже грозил отклеиться. В тишине кухни капитан разглядывал в окно уснувшие здания. Единственный свет в районе, подумал Кост, это тот, что утром просачивается с улицы. Он проверил пистолет на поясе, натянул свитер и бесформенное черное пальто, затем положил в карман ключи. Служебный «Пежо 306» боялся холода и отказывался заводиться. Этим утром Виктор Кост был в том же состоянии, что и его машина. Немного подождав, он зажег сигарету, кашлянул и попробовал снова. После нескольких неудачных попыток мотор завелся, и пустые улицы предстали перед Костом вереницей красных огней светофора, пока он не выехал на Третью автомагистраль.
Четыре бесконечных серых полосы, будто копья, вонзались в сердце пригорода. Видеть, как частные дома постепенно сменяются многоэтажками, а те, в свою очередь, — небоскребами. Отводить глаза при виде цыганских лагерей. Трейлеры, насколько хватает взгляд, прилипшие друг к дружке поблизости от линий RER[2]. Белье, развешанное на просушку на оградах, за коими живет та часть населения, которую не знаешь, любить или ненавидеть. Закрывать окно, проезжая мимо межмуниципальной свалки и ее испарений всего в нескольких кабельтовых[3] от первых жилых домов. Вот до какой степени уважают 93-й департамент[4] и его граждан: вываливают им под нос тонны мусора. Подумать только, что было бы, если б все это предложили центру столицы. Просто чтобы увидеть реакцию парижан. У бедняков и иммигрантов, думают они, менее развито обоняние… Проезжать бесконечные парковки предприятий и общественных работ и все время здороваться с одними и теми же рабочими без документов, которые группой ждут грузовичок-развозку. Попытаться без особой депрессии войти в этот новый день, который только начинается.
3
Кабельтов — единица измерения расстояния на море; равен 1/10 морской мили = 6 угловых секунд меридиана = 185,2 м.