– Ваше предложение превосходно, это правда, но зачем всё это? – Гитлер, пребывающий в сомнении, грустно покачал головой. – Даже если прорыв удастся, из одной ловушки я попаду в другую. Мне придётся ночевать под открытым небом, где-нибудь в хлеву и ждать, когда за мною явятся. Я не собираюсь плутать по лесам. У меня нет желания быть пойманным как беженец. Нет, – голос фюрера отвердел. – Я остаюсь здесь и погибну вместе с моими войсками. Вы же продолжайте обороняться. Не забывайте, генерал, о том, что Венк на подходе с 12-й армией. – Он изобразил исторический оптимизм. – Он объединится с 9-й, нанесёт русским сокрушительный удар, и мы будем спасены. Венк – очень достойный человек. Я надеюсь, что и Штайнер не бездействует, а с севера продвигается к Берлину. Такие операции за пределами города облегчат наше положение. Следующие два дня, господа, станут решающими! Нам надо мобилизовать себя для предстоящих действий. Нам нужна выдержка, и только она.
Поднявшись из кресла, Гитлер покинул помещение. Фюрер остро ощущал, как далеки от него эти люди.
– Вот мы и прибыли в бункер, Оскар! – произнёс Мюллер. Он распахнул дверцу машины и вышел. Остановился, задумчиво глядя перед собой. Дорога по пути к бункеру была усеяна трупами, и он предпочёл не лицезреть такого торжества смерти. Оглянулся вокруг себя и лишь досадливо покачал головой. – Каждый раз, как мне представляется случай его навестить, я нахожу в нём то, что оставалось вне моего внимания. Он есть символ власти, а она непереводима ни на один язык, в каждой стране её трактуют по-своему. В бункере остались те, кому есть что терять, остальные предпочли отсюда сбежать. Вот тебе и зубоскальство немецкой истории. Возьмут его русские, и Третий рейх рассыплется, как карточный домик. Будет существовать не тысячу лет, как предрёк фюрер, а ещё неделю. Бункер – единственная защита нашего фюрера. В нём сходятся нити боевой реальности, в которую погрузилась вся страна. Потеряем его – потеряем и Германию.
– Да, группенфюрер! – согласился Стрелитц, идущий вслед Мюллеру. – Пока не слышно близких выстрелов, да и небо над нами мирное, но эта иллюзия вмиг рассеется, когда сюда нагрянут вражеские лётчики. Нам в целях безопасности нужно спуститься вниз. Видите, на здании рейхсканцелярии виднеются следы от прямого попадания снарядов.
– Хвалю за верность наблюдений, Оскар, – сказал Мюллер. – Главное, чтобы эти следы не отпечатались на нас. Верно говорят, что бережёного Бог бережёт. Не так ли? Правда, в Бога веры у меня мало, но мы, скажу по секрету, должны воздать голгофскому страдальцу должное, что по дороге сюда нас по ошибке не ухлопали свои же ополченцы. Иди, потом, разберись.
По ступенькам бункера они спускались безмолвно, благополучно миновали посты охраны, сдали офицерам из СС оружие и прямиком направились к кабинету Бормана. Проходивший мимо лазарета Мюллер остановился как вкопанный. Он увидел, как Кэт старательно перевязывала раненого солдата. Тот тихо постанывал, но терпел, и Кэт словесно успокаивала его. Приказав Стрелитцу подождать его у входа, Мюллер вошёл в палату, чуть в проходе не споткнувшись о задремавшего фолькштурмиста. Чертыхнулся, но совладал с собой.
– Работаете на благо фюрера, дорогая сестра милосердия?! – сострив, завёл разговор Мюллер. Он возник за спиной Кэт, и бывшая на нём форма генерала СС привела больных в крайнее замешательство. Мюллер был доволен, что произвёл такой фурор.
– Ой! Это вы, герр Мюллер?! – поворачиваясь к посетителю, в свой черёд изумлённо всплеснула руками Кэт. Неожиданность встречи сразила фрау Хойзерман наповал. – Я не ожидала встретить вас здесь, в лазарете профессора Хаазе.
– Все вы боитесь пригласить на чашку чая доброго человека по фамилии Мюллер, – посетовал шеф гестапо. – А кому я в этой жизни сделал плохое? Как только меня увидят, сразу думают, что я пришёл арестовывать. Что за существа – люди? Я ничем, кроме должности, не отличаюсь от простых смертных. Ни я, ни вы, не застрахованы от смерти, в самой нашей натуре заложено стремление к жизни, умирать никто не хочет. Да, милая Кэт. Найдите мне хотя бы одного человека, думающего иначе. С болью рождается звезда, с болью рождается человек, с болью на фронте человек и погибает. Не находите, Кэт, что это моё наблюдение продолжает оставаться актуальным и сейчас. Война есть вдохновитель борьбы. Чтобы выжить, наш солдат сражается до последней капли крови, и разве мы должны поступать по-другому?
– Вы правы, герр Мюллер! – с улыбкой на устах произнесла Кэт. – Я и Брук, как только это позволяет нам время, часто вспоминаем вас. Для нас вы сотворили добро, если бы не ваше прямое вмешательство в судьбу моего возлюбленного, его бы не пощадили, а расстреляли.