– Человек достигает своей предельной величины только тогда, Ева, когда соединяет быстроту и утончённость ума с известной суровостью и прирождёнными жестокими инстинктами. Ничего на этой земле не достаётся человеку просто так. За всё ему приходится тяжело бороться. И нам надо не столько говорить о своих правах, сколько о своих обязанностях. Вся организация общества должна представлять собой воплощённое стремление поставить личность над массой, иными словами, подчинить массу личности. Я считаю себя хорошим немцем, всегда стремившимся ко всему самому лучшему для немецкой нации. Можешь поверить мне, Ева: за всю свою жизнь я никогда не беспокоился о своей судьбе. Тот, кто остаётся верным своему народу, никогда не будет забыт. Всемирная история, дорогая Ева, уже давно отклонилась от нормального, естественного курса, а наш мир всё больше напоминает огромный сумасшедший дом. Мы хотим покончить с подобным ходом дел. Мои слова и действия принадлежат истории. Эта война вызрела в сердце самой нации. Для войны нужен был тот, кто бы её начал, кто бы ни остановился перед пролитием моря крови, не дрогнул. Им в силу неотвратимости судьбы оказался я. Если мне суждено погибнуть в неравной борьбе, я хотел бы, чтобы люди знали, какую гигантскую ношу я взвалил на свои плечи. Нашей задачей являлась организация в грандиозном масштабе всего мира; каждая страна должна производить то, что ей больше всего подходит, а белая раса, северная раса, возьмёт на себя организацию этого гигантского плана. Верь мне, Ева, весь национал-социализм, самый прожорливый хищник мировой истории, не стоил бы ломаного гроша, если бы он ограничился одной Германией и не увековечил, по меньшей мере, на две-три тысячи лет господство высшей расы над всем миром.
– Ты – фюрер! – сказала Ева. – Человек, который возвращается, несмотря на крушение всех надежд добропорядочных немцев. Никто не знает тебя так, как я. Ты привлёк меня, и я забыла о своём существовании. Ты пробуждаешь человеческие души, обладаешь силой мессии. Только ты можешь спасти Германию от порабощения. Ты же в самом деле хотел как лучше. И ты хотел нищету немцев устранить немецким оружием. Каждому из нас в эти тревожные времена нужно хоть немножко любви.
– Я нахожусь в несчастном Берлине, Ева, разделяю его судьбу и лично руковожу обороной, – ответил Гитлер. – Я несу ответственность абсолютно за всё, что происходит в нашем движении, и никто не ставит мне условий, пока лично я несу всю ответственность. Я шофёр машины, которая движется вперёд. Что будет потом, известно провидению. Единственно, чего бы мне хотелось, чтобы грядущие поколения могли подтвердить: я честно и самоотверженно работал над реализацией своей программы. Нельзя вымаливать свои права. За них, Ева, нужно бороться. Море крови германских и вражеских солдат сделало замирение между противниками невозможным. Но если мы спасём Германию, то свершим величайший в мире подвиг. А пока навести Ганса и от моего имени поздравь его с днём рождения. Я буду не против, если за здоровье именинника ты промочишь горло шнапсом!
– Я последую твоему совету, дорогой! – ответила Ева. – Думаю, его глаза от счастья увлажнятся мужскими слезами.
Отпустив Еву на именины, Гитлер вышел из приёмной в коридор. Она его умиротворила, окружила его страстной и преданной нежностью, не оставила прозябать в одиночестве в мире своих мыслей и чувств. Нет, кто с ним посмеет поспорить о том, что такая женщина, каждый день награждавшая его утешительным взором и несгибаемостью духа, не должна умирать или попадать в плен – она обязана последовать за ним туда, куда он позовёт. Сейчас его поступками руководили серьёзные чувства к Еве, ведь она возвратила ему силу жить. И он поклялся себе отблагодарить её. Перед отбытием им предстояло сыграть свадьбу и, среди развалин Третьего рейха узаконив свои долголетние взаимоотношения, стать мужем и женой и вместе ковать новую ленту судьбы. Повернувшись от двери, фюрер встретился взглядом с весьма интересным персонажем. Навстречу Гитлеру шёл Николаус Белов, и тот, предвидя его расспросы, захотел завести с ним разговор. Человек, считал Гитлер, должен уметь использовать все случаи своей жизни и он как непризнанный венский художник должен уметь извлечь из них материал для лучшего жизненного употребления. Судьбу нужно завоёвывать, используя ложь, похожую на правду. Обман Гитлером был хорошо рассчитан. Именно в последние дни перед крахом, когда под грохот русских орудий наступит момент роковой, его слова обязательно предадут огласке, о них будут знать враги, всегда недооценивавшие немецкую основательность, что его вполне устраивало. Адольф наперёд знал, что ему и Еве не суждено было встретить старость в Берлине, но шанс выжить им был предоставлен.