– Мой фюрер! – говорил Кребс. – В Берлине идут ожесточённые бои на внутреннем обводном кольце обороны. После того как они провели ожесточённую артиллерийскую подготовку, русские, которых поддерживала и авиация, стали наступать по обеим сторонам Гогенцоллерндамм. В воздухе Берлина стоит кирпичная и каменная пыль. Сегодня утром русские атаковали наши позиции в районе Тельтов-канала. Нами полностью утрачен контроль над районами Райникендорф и Тегель. На улицах Берлина везде наблюдаются воронки и куски кирпичей, наши солдаты перебежками добираются до метро, чтобы укрыться от огневого налёта русских миномётов. На Франкфуртерштрассе подбито много неприятельских танков, но Беренфенгер просит о подводе новых сил и о новых боеприпасах. Для обороны широко используются подземные сооружения, метро, бомбоубежища, коллекторы, водосточные каналы. Мой фюрер! Все опорные пункты обороны связываются между собой подземными ходами, при выходе из них защитники столицы устанавливают железобетонные колпаки. Десятки таких колпаков, к сожалению, стали переходить к русским. По подземным переходам наши солдаты, верные присяге и фюреру, уходили во вражеский тыл, а затем целыми отрядами появлялись на улицах и в переулках и вновь они завязывали бой за дома, которые уже попали в руки к русским. Автоматчики, снайперы, гранатомётчики и фаустники превращаются в диверсионные группы, и устраивают противнику засады. Они ведут огонь по автомашинам, танкам, пушкам, обрывают провода связи – проявляют героизм и выдержку перед лицом врага. Но увы! Такие меры, мой фюрер, оказались не очень эффективны.
– Поясните нам, генерал, почему? – Гитлер подозрительно покосился в сторону Кребса.
– Мой фюрер! У русских наступательные действия продуманы самым тщательным образом. К примеру, артиллерия сопровождения находилась в боевых порядках штурмовых групп и прямой наводкой уничтожала все препятствия, помогая продвижению пехоты.
– Вы правы, генерал! – простодушно сознался Гитлер, от себя добавив: – Нам сейчас как никогда нужна поддержка извне!
– Должны же наконец англо-американцы понять, чем им в первую очередь грозит оккупация русскими рейха! – от себя сделал словесный укор доктор Геббельс. – Пока Берлин наш, этот символ решающей борьбы всей нации, мы войны не проиграли.
– Мой фюрер! – далее продолжал доклад Кребс. – Американцы могут быстро преодолеть те девяносто километров, которые отделяют их от Берлина. В этом случае всё изменилось бы в лучшую сторону.
– Не предавайтесь опасным иллюзиям, генерал! Да! Эта война скоро закончится, но где гарантия, что не начнётся новая бойня, ещё более кровавая, нежели эта! Этим сраным заокеанским демократам теперь сто лет придётся самим сокрушать славянскую тушу, поскольку у них не хватило ума помочь, но даже терпения дождаться, когда мы доберёмся до сердца этой туши – Москвы – и разделаем его.
Вперёд выдвинулся Монке, сказав:
– Мой фюрер! Я приказал целой роте моряков, чей десант высадился вчера в парке Тиргартен, занять оборону в парке, чтобы не допустить появления русских у здания МИДа на Вильгельмштрассе. Перед ними мной была поставлена задача нести оборону массивного здания, которым по праву считается рейхстаг. Он укреплён множеством стоявших на площади пушек. У самого здания сторожевую вахту несут танки, зенитные батареи.
– Правда, генерал, на месте не наблюдается его председателя, Германа Геринга! – язвительно заметил Геббельс. – Наш жирный боров заблаговременно, как у нас говорят в народе, сделал ноги, оставив на произвол судьбы как рейхстаг, так и самого фюрера. И мы уже не слышим его реплик, обнаруживающих нам полную неосведомлённость в военных делах. И этот предатель и коррупционер захотел заменить нашего фюрера? Скажу вам, господа! У нас только один фюрер – Адольф Гитлер! Человек должен признавать авторитет. Фюрер, воплощающий авторитет, неприкасаем. Всё, что говорит фюрер, всегда верно. Что сделал фюрер, когда установил в Германии образцовую диктатуру? Мой фюрер! – Геббельс обратился к Гитлеру. – Если вы не возражаете, я напомню почтенной публике, что необходимо диктатуре. Для диктатуры, господа, требуются три вещи: человек, идея и последователь, готовый жить ради человека и идеи и, если необходимо, отдать за них жизнь. При отсутствии такого человека диктатура безнадёжна; при отсутствии идеи – невозможна; если же отсутствует последователь, то такая диктатура – просто неудачная шутка. Всегда будет править меньшинство, оставляя толпе только один выбор: жить под властью диктатуры смелых или вырождаться при демократии трусов. Большевики говорят, что их войска приходят в страны Европы как освободители; но везде, где они оказываются, воцаряются бедность и страдания, разорение, хаос и разруха, безработица, голод и болезни, и провозглашённая свобода оборачивается жалким прозябанием, подобным жизни отсталых племён в глубинах Африки, где не знают, что такое жизнь, достойная человека.