- Миркин муж? На флейте пиликает. Хотя, по виду, должен был бы на контрабасе гукать. Здоровенный такой, брюхатый, бородища рыжая...
- Ты себя, что ли, описываешь? - засмеялся Алик.
Загребский озадаченно поглядел в зеркало.
- А что, в целом похоже, - он довольно улыбнулся. - Только этот Краузе своими ручищами так "Тангейзера" на пикколо лабает, что вся их вагнеровская тусовка кипятком писает. А я своими сардельками только пиво открывать умею. Хотя в этом деле я тоже своего рода Вагнер...
За поворотом дороги открылся парк, расчерченный радиусами дорожек, словно огромный торт. Аллеи сходились у здания, составленного из двух разновысоких объемов, в котором сразу угадывался театр. Мокрая зеле-ная крыша весело сверкала на солнце. Фронтон из палевого кирпича рассекали белые пилястры. На лужайке перед главным входом был разбит огромный цветник.
- Сейчас они начнут выходить, - Загребский посмот-
рел на часы. - Только ты не тушуйся. Не забудь микрофон.
Раскрылись высокие двустворчатые двери, и публика повалила в сад. Алик остолбенело уставился на гуляющих. Дамы в кринолинах томно обмахиваясь веерами. Их обла-ченные во фраки спутники опирались на щегольские тро-сти. Над аллеями плыли похожие на клумбы шляпы. Блес-тел шелк, матово переливалась парча, шуршали складки тафты. Галантный девятнадцатый век шествовал по парку среди пробивающейся молодой зелени.
- Красиво? Мне тоже нравится. Однако вот и наша па-рочка.
Из-за поворота аллеи показался высокий господин во фраке и сером цилиндре с подкрученными полями. Он с достоинством и отчасти напоказ держал плоский кожаный футляр, в каких носят флейты и гобои. Под руку с ним семенила молодая дама, затянутая в бежевый корсет. На ее высокой прическе помещалась шляпка-ток, похожая на крошечную корзинку с цветами.
Алик решительно вздохнул, поправил темные очки и с микрофоном наперевес двинулся вслед за живописной парой. Поравнявшись, он откашлялся и быстро произнес заранее заготовленную фразу:
- Извините за беспокойство, я журналист из России, хотел бы задать несколько вопросов...
Дама встрепенулась. Господин остановился и смерил Алика надменным взглядом.
- Вы из какого издания? - спросил он, нахмурившись. - Имейте в виду, я не раздаю интервью кому попало.
- Видите ли, я хотел бы взять интервью не у вас, а у фрау Краузе. По поводу ее карьеры в "Агрип-шоу"...
Высокий выпучил глаза до размеров, дозволенных природой. Мохнатые брови поползли вверх, лоб покрылся бороздами, как вспаханное поле. Щеки его побагровели, а шея над крахмальным воротничком приобрела цвет клюк-венного киселя. Из обрамленного холеными усиками рта донеслось гневное клокотание. На лице его спутницы по-явилось выражение ужаса, словно перед ней из ветвей дерева выползла змея.
- Вон отсюда! - закричал флейтист, обретая голос. Голова в цилиндре гневно затряслась, борода задрожала, придавая своему обладателю разительное сходство с Карабасом-Барабасом.
- Заткнись, дурак! - быстро сказала дама по-русски. - Ни слова про "Агрип-шоу"...
- Чтобы духу твоего здесь не было! - продолжал неисто-вствовать музыкант, потрясая футляром перед лицом Али-ка. - Катись к чертовой матери в свою Россию...
Алик в замешательстве сделал шаг назад.
- Запомни номер: четыре девятки, пять, - услышал он быстрый шепот из-под цветочной шляпки. - Позвони завтра в десять...
Краузе, изрыгая проклятия, схватил супругу за руку и поволок по алее.
- Облом? - сочувственно спросил подошедший Загреб-ский.
- Скорее, наоборот, - пробормотал Алик обескуражен-но. - Велела завтра позвонить.
- Тут-то она тебя и пошлет, - мрачно предположила Мила.
- Не будем загадывать, - зевнул Загребский. - Как гла-сит народная банальность, утро вечера мудренее.
Утомленные дорогой путешественники всю ночь про-спали тяжелым сном в гостинице.
Утром Алик позвонил Мирке ровно в десять.
- Ты что, совсем с головой не дружишь? - услышал он после первого же гудка.
- Простите, это вы мне? - озадаченно спросил Алик.
- Тебе, трепло картонное. Как ты мог при Краузе гово-рить про "Агрип-шоу"?
- А что тут такого?
- Ты еще спрашиваешь! Он меня чуть не убил потом своей дудкой.
- За что?
- Это не телефонный разговор. Давай-ка, подъезжай, будем разбираться.
- Куда?
- Ко мне домой.
- Чтобы ваш Карабас Барабас придушил меня своей бородищей?
- Карабас Барабас? - засмеялась Мирка. - А что, по-хож. Чуть что - кричит и ногами топает, как на Мальвину. Но ты не бойся, он сегодня утром в Вену улетел, на гастроли. Собственно, его дома почти и не бывает. Разве что во время фестивалей.
- Давайте встретимся в кафе. Или у меня в гостинице.
- Я же говорю - у тебя с головой не в порядке, как у Буратино. Не хватало еще, чтобы меня с кем-то в кафе увидели. А еще лучше - входящей с мужиком в гостиницу. Был уже печальный опыт - ооо... Дома безопаснее. Всегда можно сказать, что приходил электрик или сантехник. Ко-роче, жду прямо сейчас. Хегельштрассе, семнадцать...
В трубке щелкнуло и наступила тишина.
- Говорит, чтобы прямо сейчас подъезжал, - растерян-но сказал Алик. - Подозрительно все это...
- Не вижу ничего подозрительного, - сказал Загребс-кий. - По-моему, все просто - баба отправила мужа в ко-мандировку и желает провести время с залетным фраером. Чего тут думать, ехать надо. Разве не для того мы через всю Германию тащились, чтобы с ней встретиться?
- Очень уж гладко все получается. А бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
- Сыром иногда угощают в рекламных целях, - филосо-фски заметил Загребский. - При этом от случайного дегус-татора требуется совсем немногое - оценить его вкусовые качества и рассказать о нем своим знакомым. Не боись, аспирант. С такой барышней не грех и в мышеловку попасть.
Хегельштрассе оказалась в трех кварталах от гостиницы. Алик издали разглядел табличку "17" на темном кирпичном доме с выступающими эркерами. Поравняв-шись с входом, он замедлил шаг, но увидев, как на окне шевельнулась занавеска, вздрогнул и прошел мимо. Алик долго топтался на ближайшем перекрестке, собираясь с духом и сочиняя начальную фразу. Так ничего и не придумав, он вздохнул и, поминутно оглядываясь, двинулся обратно.
Дверь отворилась до того, как Алик коснулся кнопки звонка, и мгновенно захлопнулась, едва он переступил порог. В полумраке прихожей перед ним предстала Мирка в коротком зеленом халате. Девушка аккуратно заперла дверь на засов, повернулась к гостю и повела покатыми плечами, отчего шелковый халат сразу же стек на пол и улегся у ее ног зеленой лужицей. Сидящий на плече Мирки оранжевый скорпион приветствовал Алика поднятой клешней.
Мирка, не говоря ни слова, взяла остолбеневшего гос-
тя за руку и, как ребенка, повлекла в полумрак большого дома. В приступе внезапного дежавю Алик оглянулся. На натертом паркете прихожей вместо шелкового халата лежа-ла зеленая хирургическая роба.
Измочаленный Алик вышел на связь только к вечеру. Мила и Загребский дожидались его в пивной.
- Выглядишь орлом, хоть и полудохлым, - саркастичес-ки заметила Мила. - Но, похоже, цель по-прежнему не дос-тигнута.
- Не отнимай у него личной победы, - четыре кружки "Кульмбахера" настроили Загребского на философский лад. - Тогда придет и командный успех.
- Знаете, что я сейчас понял? - Алик сделал большой глоток пива. - Люди раскрываются, нарушая вековые табу. Они вдруг начинают осознавать, что многие их нравствен-ные убеждения - всего лишь вдолбленная с детства услов-ность.
- Начиная с Гамбурга, ты, как личность, растешь пря-мо на глазах, - насмешливо сказала Мила. - Главное - не зайти слишком далеко на этом скользком пути.
- Не спеши делать моральные открытия, Алекс, - груст-но улыбнулся Загребский. Встреча с гамбургской проститу-ткой и приключение с соломенной вдовушкой - еще не повод для революции в восприятии окружающего мира.