- А как ты попал в Германию?
- Через жену.
- Она немка?
- Не думаю... Но ей удалось раздобыть справку, что ее бабушка была жертвой холокоста. По немецким законам это облегчает въезд в страну и дает право на материальную компенсацию.
Алик рассмеялся.
- Что тут смешного?
- Извини. Просто представил себе сегодняшнего рос-сийского немца, потребовавшего у российского же прави-тельства компенсацию за отобранное имущество и насиль-ственную депортацию.
- Ну да, сегодня это опять смешно, как, скажем, в се-мидесятые. А в девяностые, под сквознячок свободы, сдуру пытались требовать. И немцы, и крымские татары, и все остальные, кого Виссарионыч на восток в скотских вагонах переселял.
- Им тогда что-то дали? В девяностые?
- А как же. Разрешение на выезд в Германию. Это уст-роило и российских немцев, и принимавшую их Германию, и кремлевскую власть. В России ведь чем меньше людей, тем она богаче.
- Ну, ты загнул, - снова засмеялся Алик. - Чем меньше людей, тем меньше страна производит всякого богатства. Простая арифметика. Возьми хоть Китай...
- Россия - не Китай. Арифметика тут совсем другая. России незачем производить какое-то там богатство, ей это даже не к лицу. Национальное достояние хлюпает под нога-ми, и чем на меньшее число людей его делить, тем они богаче. Поэтому и население сокращается. Ферштеен?
- Какой-то автогеноцид...
- Что поделаешь, если к мазохизму и суициду склонны не только отдельные люди, но и целые народы.
- Нда... И как вы адаптировались на новой родине?
- Великолепно. Жена пошла работать в пекарню, а ме-ня взяли на завод рабочим.
- Как-то я с трудом тебя у станка представляю...
- Это было не самое трудное. Проблема была в другом - моя супруга стала делать стремительную карьеру.
- Стала директором пекарни?
- Стала женой ее хозяина.
Загребский замолчал. В приоткрытое окно врывался запах оттаявшей земли. Зеленый трактор пробовал потем-невшее поле рубчатыми гусеницами.
- И ты бросил завод?
- Само собой. Размеренная работа годится для разме-ренной жизни. Конечно, проблем прибавилось. Но взамен я получил свободу. Такую свободу, о которой не мог и меч-тать.
- Ты веришь в абсолютную свободу?
- Почему бы и нет? Честно говоря, мне не очень поня-тно противоречие между свободой и совестью, которым так мучились Лев Николаич и Федор Михалыч. Возможно, моя бывшая жена права, и совести у меня просто нет...
"Опель" миновал знакомый розовый мост. Загребский высадил Алика возле университета.
- По воскресеньям они не оперируют. Так что топай к ней прямо домой. Она здесь же, в кампусе живет. Блок "F", номер триста восемнадцать. Ни пуха, ни пера...
Обдумывая начало разговора с Ренатой, Алик побродил по кампусу, забрел в музей и долго стоял, тупо уставившись на шагающий вываренный труп. Он еще раз перечитал эсэмэску, вздохнул и решительно направился к блоку "F". У двери с номером "318" Алик снова заробел. Он потоптался на коврике, тщетно пытаясь снаружи заглянуть в светящуюся точку "глазка". Наконец он снова достал теле-фон и пробежался пальцами по экранчику.
В глубине квартиры зазвучала и тут же оборвалась музыкальная трель.
- Я хотел бы обсудить твое текстовое сообщение, - Алик твердо произнес в телефон всесторонне выверенную фразу. - Особенно его первую часть.
- Очень хорошо, - услышал он в ответ. - Я и сама хоте-ла тебе это предложить. Приезжай, если можешь.
- Тогда открывай, - сказал Алик внезапно охрипшим голосом.
Глава XIV. Продавщица из ювелирного
Алик вернулся в Карлсруэ только на следующее утро.
- Где тебя черти носят? - злобно спросила Мила, пере-тирая тарелки. - Ты хоть позвонить мог? И Загребский тоже хорош - взял деньги и исчез. Грета телефон оборвала.
Алик молчал, счастливо улыбаясь.
- Похоже, наш Казанова празднует триумф? - недоверчиво сощурилась Мила.
В ответ Алик только продолжал улыбаться, не в силах
удержать разъезжающийся рот.
- Рада за тебя. Но, может, ты поделишься практичес-кой стороной своей победы? Физиологические подробности можешь опустить.
Лицо Алика расплылось в сияющий блин. Глаза прев-ратились в щелочки.
- Что ты лыбишься, как идиот? Ты нашел то, за чем мы целый месяц по всей Германии гоняемся? - Мила изо всех сил сдерживалась, чтобы не ударить Алика по голове толстой, вызывающей сантехнические ассоциации фаян-совой тарелкой.
- Нет! - Алик замотал головой с такой силой, что у Ми-
лы зарябило в глазах.
- Чему же ты так рад, кретин?!
- Тому, что ничего не нашел! Иначе она могла поду-мать, что у меня к ней корыстный интерес.
- А какой же еще? - ухмыльнулась Мила.
- Милка, не будь свиньей. Я так рад, что она тут ни при чем...
- Надо же, какое у нас несчастье, - вздохнула Мила. - Казанова переквалифицировался в Ромео. Что ж, по край-ней мере, теперь у нас остается единственный, стопроцент-ный вариант. Куда только наш гроссмейстер подевался...
В этот момент стукнула дверь, и в прихожую ввалился Загребский. В его глазах горел победный огонь.
- Я нашел ее! - провозгласил он торжественно.
- Ингу?
- Ну да! Я ее вычислил. Что бы вы делали без моей ана-литики! Ну и Габи, конечно, помогла. А чего это у вас лица такие загадочные? Или она вам больше не нужна?
- Еще как нужна! - воскликнула Мила. - Теперь она и вовсе наш золотой ключик.
- Стало быть, обсуждение эсэмэски прошло успешно? - Загребский весело разглядывал Алика. - Молодец, поздрав-ляю...
- Наш пострел везде поспел, - саркастически сказала Мила. - Теперь он может переключиться на свеженайден-ную Ингу.
Тень прошла по лицу Алика. Он открыл было рот, но
Мила примиряюще подняла руку.
- Ладно, не обижайся. Для начала попробуем раскру-тить ее на фотосъемку, как блинщиц. Или подловить в бане, как Фриду. Или напоить, как Дагмар...
- Ну, не знаю, - покачал головой Загребский. - Эта штучка особая. Она, кажется, совсем не пьет и в деньгах, похоже, не нуждается...
- А чем она занимается?
- В магазине работает. Раньше у Дилмана обувь прода-вала, а сегодня я ее по Габиной наводке нашел в "Этлингер Тор". В ювелирном салоне.
- Продавщица, которая не нуждается в деньгах? - не-
доверчиво прищурилась Мила.
- По слухам, у нее богатый любовник, - сказал Загреб-ский. - Хотя достоверно ничего сказать не могу. Во всяком случае, с мужиками я ее никогда не видел. Знаете что, давайте-ка поглядим на нее прямо сейчас. Пока магазин не закрылся...
Трехэтажную галерею "Эттлингер Тор" венчал огром-ный прозрачный купол. Снаружи уже стемнело, и ряды сте-кол, обратившись в тысячи зеркал, отбрасывали электри-ческий свет внутрь громадного зала. Универмаг напоминал сверкающий многопалубный корабль.
- Второй этаж, четвертая секция слева, - скомандовал Загребский. - Я подожду в машине. Будет лучше, если она меня не увидит.
- Иди вперед, я по другой стороне, - шепнула Мила, когда они с Аликом поднялись на второй уровень.
Последние покупатели спускались по эскалаторам и тянулись к выходу. Алик миновал несколько освещенных витрин с пугающе натуральными манекенами и остановил-ся, пытаясь сориентироваться в череде стеклянных дверей.
- Вы что-то ищете? - услышал он за спиной.
Алик обернулся и за прилавком кондитерской увидел тоненькую девушку с огромной копной мелких кудряшек. "Похоже на парик, сделанный из бороды Загребского, - подумал он. - Только перекрашенный в черный цвет".
- Вы ведь говорите по-русски?
- Да-да, - спохватился Алик. - Вы не знаете, где тут
ювелирный отдел?
- Вторая дверь слева, - девушка улыбнулась и попра-вила кудряшки.
В ювелирном салоне покупателей уже не было. В поме-щении оставалась только продавщица в облегающем дело-вом костюме. Вся она - от изящного розового носика до то-нких белых лодыжек - была безызъянной, эталонной краса-вицей. "Похожа на породистую суку, - мелькнуло у Алика в голове, - только псиной не пахнет".