Мила недовольно поморщилась.
- Не проще было договориться еще в Москве? - Грета постепенно приходила в себя. - Сразу после кражи медальона?
- Сто лет мне ваша Москва не обделалась. В Союзе еще был какой-то порядок, а в вашей новой России то менты наезжают, то Колян бритоголовый со своим кодексом во-ровской чести. Бывшие коллеги крышуют сутенеров и наркодилеров. В побежденной Германии в этом смысле попроще - сидим спокойно, интеллигентно разговариваем. Не зря же я сюда эмигрировал...
- Сколько ты теперь хочешь? - голос Греты обрел пре-жнюю твердость. - Одна половина пароля у меня, другая у тебя. Стало быть - пополам? Согласен? В конце концов, это наш клад, а не твой.
Максимилиан Фабианович уставил на Грету тяжелый взгляд.
- Этот клад такой же мой, как и ваш. Вам кажется, что живя эдакими правильными овечками, вы имеете боль-ше моральных прав владеть награбленным? Нет ничего отвратительнее, чем лицемерные агнцы. Это про вас сказано: солитудинем фациунт, рацем аппелант - они создают пустыню и называют это миром. А я, по крайней мере, не морализирую. В нашей конторе меня научили ви-деть цель и не замечать препятствий.
- Чего же ты хочешь?
- Это вы хотите, а не я. В вашем положении нет жела-ния разумнее, чем живыми вернуться в свои норки и боль-ше никогда оттуда не высовываться. Танцуйте там, наби-вайте портаки, фарцуйте фруктами, делайте что угодно. Но не лезьте в то, за что от века бились только рыцари удачи, а не тыловые брюхатые генералы и их подстилки.
Взгляд Максимилиана Фабиановича разгорелся до той горчичной желтизны, которой несколько десятилетий назад пылали глаза юного лейтенанта Иванько.
- Короче. Сегодня ваша доля - не двадцать и не пять-десят процентов. Она вообще гораздо выше любых процен-тов. Это ваши жизни. И если ты хочешь их сохранить, то сейчас же скажешь мне свою половину пароля. После этого мы с тобой поедем в банк, и моли бога, чтобы код оказался верным. Сима останется здесь под присмотром Людика. Если все пройдет удачно, то мы расстанемся навсегда, ощущая с недоступной ранее остротой прелесть каждого мгновения бытия. Как говорится, экс аеяо эт боно - по добру и справедливости.
В наступившей тишине еловая шишка гулко ударила в черепичную кровлю.
- Ты прав, отец, - сказала Грета. - Это твоя добыча.
Мила вздрогнула.
- Какой еще отец? - нахмурился Максимилиан Фабиа-
нович. - Что ты мелешь?
- Если интересно, можешь подсчитать сроки, - произ-
несла Грета бесцветным голосом.
- Может, и заделал по случаю, - ухмыльнулся Макси-милиан Фабианович. - Но это не считается - у бродяг детей не бывает. На наследство можешь не рассчитывать, - рас-смеялся он.
- Наследство от тебя я уже получила, - с болью прого-ворила Грета. - Сегодня я наконец поняла сама себя. Ника-
кие танцы не заглушат властного зова крови, ее повели-тельного пульса...
- Хватит бакланить, батончик, - оборвал ее Максими-лиан Фабианович. - Я жду пароль. На-ка, запиши, - он пус-тил карандаш по гладкому столу в сторону Греты.
- Он очень простой, - Грета поймала карандаш. - И ты сам бы догадался, если бы умел мыслить обычными челове-ческими категориями. Это имя моей матери.
- Агриппина, что ли?
- Еще проще, - Грета взяла со стола синий листок и крупно написала GRUNYA. Мила впилась в буквы взглядом.
- Что ж, звучит убедительно, - Максимилиан Фабиано-вич повертел листок в руках и сунул в карман пиджака. Но тебе все-таки придется поехать со мной. Людик пока по-будет с Серафимой, удержит ее от неразумных поступков. Могу поспорить, что она нас сейчас подслушивает...
Максимилиан Фабианович, смеясь, распахнул дверь в гараж и подтолкнул Грету вперед. Сима сидела в кресле нахохлившейся птицей.
- И вот еще что... - он сгреб с полированного стола медальоны и вручил их владелицам. - Возвращаю вашу собственность. А то еще примете меня за мелкого жулика...
В гараже Максимилиан Фабианович сменил пиджак на стильную, в цвет "мерседеса", кожаную куртку, усадил Грету на заднее сиденье, сел в водительское кресло и нажал кнопку на пульте. Резиновая кромка ворот оторвалась от бетонного пола и с жужжанием поползла вверх. Пока соединенные шарнирами сегменты один за другим исчезали под потолком, Максимилиан Фабианович делал обычную водительскую работу: запустил двигатель, присте-гнулся ремнем, включил обогрев сидений. Когда обрез ворот поднялся до середины ветрового стекла, перед машиной внезапно возник крепкий бритоголовый муж-чина. Расставив для устойчивости ноги, он двумя руками держал пистолет с цилиндриком глушителя, как две капли воды похожий на оружие Максимилиана Фабиановича. Реакция водителя "мерседеса" уже не была столь мгновенной, как полвека назад, и он успел лишь дернуть головой в сторону, из-за чего пуля попала ему не в лоб, как планировал стрелявший, а в шею.
В этот момент во двор, разбрызгивая колесами щебен-ку, влетел обшарпанный зеленый "опель". Реакция бритого-лового значительно превосходила реакцию Максимилиана Фабиановича. Он резко выпрыгнул вверх, по-лягушачьи распластался на покрытом паучьими тенетами трещин стекле "мерседеса" и тут же скатился вбок, на бетонный гараж пола. "Опель" сходу, лоб в лоб ударил "мерседес", отчего у обеих машин градом посыпались стекла, взды-бились коробами капоты и сработали подушки безопас-ности.
Последнее, впрочем, никак не помогло Максимилиану Фабиановичу. Ранение вызвало у него обильное кровоте-чение. Он сидел, притиснутый к креслу залитой кровью раздувшейся подушкой и тщетно пытался зажать пальцами порванную артерию. Из салонного зеркала на него смотре-ли крыжовниковые, как у матери, глаза Греты. Максими-лиан Фабианович отчаянными жестами требовал пережать ему алый фонтан на шее, но лицо Греты оставалось бесстрастным. Когда хрипы и бульканье из горла Максими-лиана Фабиановича пошли на убыль, Грета наклонилась над его ухом и прошептала: "спасательный круг дважды не бросают". Осталось неизвестным, расслышал ли Максими-лиан Фабианович эту чрезвычайно выспренную и даже пошловатую, но в высшей степени поучительную фразу, поскольку непосредственно после этого голова его запроки-нулась и изо рта потекла коричневая пузыристая пена.
Бородатому водителю "опеля" повезло больше. Срабо-тавшая подушка безопасности уберегла его от увечий, но мгновенная остановка автомобиля привела его в состояние, которое в боксерской среде называется "грогги". Его пассажир пришел в себя быстрее и, освободившись от подушки, выскочил из машины. На пороге гаража его ждал бритоголовый стрелок с пистолетом в руке. Рядом с ним стояла затянутая в плащ Мила.
"Прямо Бонни и Клайд, - мелькнуло в голове у Алика. - Но как же глупо вот так помирать ни с того, ни с сего..."
- Колян, пароль не у него, - сказала Мила.
- Где он? Быстро говори, дура, - бритоголовый нервно шевельнул стволом.
- У старухи. В медальоне.
Колян, не теряя из поля зрения Алика, подошел к инвалидной коляске и ткнул Симе пистолетом в лицо.
- Медальон, - сказал он нетерпеливо. - Живо, а то убью.
- Господи, дался вам всем мой медальон, - ворчала Сима, роясь в ридикюле из поддельного крокодила. - То воруют, то возвращают, то снова отнимают...
Колян, потеряв терпение, выхватил у Симы ридикюль. В это мгновение из гаражной двери высунулась волосатая рука с каминной кочергой и ударила Коляна по сжимавшей пистолет кисти. Пистолет со стуком ударился о пол и заскользил по лакированному бетону.
Колян отшвырнул ридикюль и одновременно с Аликом метнулся к пистолету. Сима изо всех сил оттолкнулась обеими руками от стены, ее боевая колесница ринулась на Коляна, и бесстрашно выставленная вперед голова старухи, словно стенобитный таран, поразила врага в живот. Колян сумел удержаться на ногах, однако новый удар кочерги пришелся ему на выбритое темя, оставив г-образный след. Алик быстро поднял пистолет и направил его на Коляна, но в этом уже не было необходимости. Грузное тело рэкетира тяжело осело на пол. Над ним возвышалась долговязая фигура с кочергой в руке. Седые кудри обрамляли загоре-лую лысину.