Врезался в память незначительный эпизод: осенним утром они с Ланой выкатывают с парковки на новеньком автомобиле, купленном по ее настоянию. Моросит противный дождь, и, несмотря на то, что еще не слишком холодно, тело щекочут зябкие мурашки. Жена, ароматная и свежая, как конфета, сидит на пассажирском сиденье и, глядя в зеркальце на солнцезащитном козырьке, красит губы. На ней легкое бежевое пальто и кокетливые сапожки с высокой шпилькой. Микроклимат быстро прогревает салон. Классно. «Мотоциклу нет места в этой жизни», – вдруг вспыхнуло в голове. Нерв испуганно затолкал эту мысль поглубже.
Затем он периодически возвращался к ней, вооружившись спасительными аргументами, но пылящийся где-то в далеком боксе «Супер-В» воображаемо разбивал любые из них одним укоризненным взглядом круглой фары: «Мотоклуб обеспеченных дядек? Это тех, которые не умеют ездить и мотоциклы которых похожи на жирных надраенных поросят?! Тех, которые тусуются, будто на детском утреннике, только небритыми, с пивом и под „взрослые“ разговоры? Увольте! Я не свинья, для мотоклуба физиономией не вышел». Или: «Кататься по выходным с Ланой? Посмотри не нее, она ж тебя на пушечный выстрел ко мне не подпустит! Вы будете посещать рестораны или вечеринки. Друзья, выставки, магазины… Ты всерьез полагаешь, что мне перепадет хоть капля времени? Шутник!»
Он оказался прав. И еще… Лана тоже считала, что статус позволяет ей оставлять машину в неположенном месте, хотя описанный Матвеем ужас – со старичком в троллейбусе – она вряд ли бы учинила.
Глава 24
С женой Игорь познакомился случайно.
Красивая девушка в берете и клетчатом шарфике стояла у открытого капота старенького автомобиля и беспомощно рассматривала моторный отсек. Игорь проехал мимо метров двадцать, прежде чем сообразил остановиться и помочь. Припарковав своего «бигфанта» у обочины, направился к незнакомке пешком. «Моя!» – вспыхнуло тогда в голове при виде стройной стильной «художницы» с длинными ресницами.
Он непроизвольно заговорил на английском: «Вам помочь?» – «Если возможно, мсье», – ответила незнакомка с легким акцентом.
Француженка! Волнующая в своей исключительной для Восточного района самобытности, она окончательно сразила Кремова. Какой-то свежестью воспринимались ее скромная непосредственность, небрежная элегантность одежды, обезоруживающая улыбка, способ построения фраз. Маленький «микрон» со сломанным мотором подыгрывал образу хозяйки; такую машину выбирали душой, но ни в коем случае не умом – как винтажный аксессуар, без особой практической нагрузки.
В осенний вечер того же дня они сидели на скамье в старом парке, заваленном желтыми листьями, безвозвратно проникая друг в друга уютным молчанием, понятными взглядами.
«Знаешь, что я чувствую, Игорь?» – с улыбкой спросила она. «Конечно, я специалист по чувствам людей, – с дурацким бахвальством ответил Кремов, – я же Нерв». Ее брови взметнулись вверх: «Правда?! Я смущена!»
Она представляла Нервов по клюквенным описаниям западного кино – неврастениками с цепким взглядом, потными жидкими волосами, постоянно копающимися в собеседнике и вынюхивающими любую гадость. О да – информация о волосах и неврастении не подтвердилась, но этот русский все же «читает» мысли! Так, должно быть, рассуждала милая француженка, сидя на скамье в старом парке напротив Игоря. Она в чем-то ошибалась, а в чем-то нет. Еще никогда Кремову не встречался человек настолько понятный и прозрачный.
Молодые люди вскоре поженились, невзирая на прохладное отношение родителей невесты к выбору. Лана легко согласилась на окончательный переезд в неродной Защекинск, где мужу предоставили просторную служебную квартиру. Какое же счастье испытали они там!
И вдруг этот кошмар – увольнение из Нерва, метания с новой работой, поиски себя, измена любимой француженки. Почему жизнь рушится во всех аспектах, почему самое дорогое не может сохраниться? Игорь подметил неотвратимость некой цикличности, будто каждые несколько лет его переводили в следующий класс, а на выходе из прежнего отбирали все фанты, одежду, учебники, разлучали с друзьями-второгодниками или, напротив, с ребятами, скакнувшими экстерном на пару ступеней вверх. Затем в новой обстановке приходилось одеваться по сложившейся моде, заводить местных друзей, выполнять другую учебную программу. Больше всего раздражала бесцеремонность «школьной администрации», пропускавшей через жернова обысков и конфискаций в конце каждого цикла – прежний мир всегда рассыпался.