Вдох-выдох. Почему ему жаль эту маленькую убийцу? Квинт медленно опустился по гладкому стволу кровавого дерева. «Жестокость». Какое ему дело? Ствол внезапно искривился, на мгновение обнажив проплешину с красными помехами. Оглушительное шипение.
Эдриан резко открыл глаза. Это еще что?
Но когда он снова закрыл их и опустился к корням той же мысли, страшной зарубки на дереве не было. Он раз за разом проделывал один и тот же маршрут. Что это было? Корни вели его к словам «человечность», «обещание». Снова не то. Он опустился еще глубже и почувствовал страшный жар.
«Утилизация».
Жар.
Бездушное слово.
Жар.
Слово пылало красным, словно раскаленный уголь.
«Поэтому, Квинт, ты так сомневаешься? Даже нажимая на курок, ты никогда не был тем, кто расстреливал в упор. Ты никогда не бросал никого в печь, подкидывая дров. Ты просто стрелял и охотился, как животное. Смыкал челюсти, усыплял и больше никогда не вспоминал. Тебя никогда не мучила совесть, ведь это твоя работа, и ты был создан для нее, телом и разумом. Создан преследовать, настигать и ломать. Никто не осуждал тебя… до этого дня».
Квинт снова вернулся в темноту своего номера, к мельтешащим строчкам. Многое стало ясно, но вот незадача… Он не был уверен, что мысль принадлежала ему. Дерево было гладким как стекло, но эти помехи…
«Она очень сильный псионик. Что если она умеет… обходить Дерево Крауца? Что тогда?»
Тогда ты на крючке, Квинт.
Амау, бурча, принялся латать шлем и броню Квинта. Наблюдать за его работой было так же интересно, как и за синхроном Аллена. Огромные бронированные протезы выпускали множество тонких щупов, и начиналась магия.
— Тебе повезло, — пропыхтел темнокожий, вытащив смятую пулю из шлема. — Еще б чуть-чуть… Залатаю, но будет глючить, как тварь.
— Хорошо. Я вообще подумал, что он умер…
Амау улыбнулся, и от этого на его лице отчетливо проступили глубокие следы от оспин. Страшный отголосок эпидемии искусственного вируса на черном континенте. Поэтому Амау и был Чумой. Пережить такое, но остаться здоровым и сильным, мог только всадник Апокалипсиса. После этого он и стал ярым симплецистом. Когда на твоем веку один искин придумал вирус, а другой — вакцину, то невольно поверишь, что и Бог — это огромная нейросеть.
— Нет, Эдриан. Непременно воскреснет. Как Лазарь.
Пока Амау занимался ремонтом, Аллен нацелился в Квинта лихорадочно горящими глазами.
— Ну рассказывай? Как оно? — спросил он, протягивая провод, соединенный с его декой.
Эдриан подключил провод к затылку:
— Отлично. Эн оказался незаменимым помощником. И да, он замучил меня вопросами. У меня сложилось впечатление, что ты с ним совсем не общаешься.
Аллен инициировал программу переноса искина из комлинка:
— Его вопросы чаще всего отвлекают от работы, так что я предпочитаю игнорировать их.
— Почему ты не поработаешь над его любопытством?
Денни усмехнулся:
— Любопытство Эн и делает его самым эффективным из трех. Там, где остальные пасуют, он предлагает нестандартные решения.
Квинт почувствовал электрическое покалывание в затылке, и банки памяти комлинка резко опустошились.
— Готово.
Эдриан отсоединил провод, размял шею:
— Рано или поздно он может прийти к выводу, что любопытство неэффективно, и перестать пользоваться неэффективным методом…
Руки нетволкера замерли над клавиатурой. Он повернулся к Эдриану:
— Я об этом не подумал, честно говоря. Ты прав. А не мог бы ты… Немного поболтать с ним. Раз уж пережил несколько дней с ним в одной черепной коробке. — Столкнувшись с суровым взглядом, Денни отвел глаза: — Если это, конечно, не сильно тебя затруднит…
Квинт скрестил руки на груди:
— Денни, они ведь твои творения. Так какого черта?
— А ты представь своего близнеца, который не знает, что такое тело, боль, смерть, сон, голод, дрейфующего в бескрайнем океане информации. Да, они мои близнецы. Но они абсолютно другие.
— Ох, Денни…
Эдриан улыбнулся, и ему внезапно стало грустно от того, что приходится лгать своим соратникам, пусть и для их же блага. Они давно уже стали верными товарищами. Теперь Эдриан чувствовал себя одиноким среди своих людей. Особенно остро это ощущалось с Лиз. Она была холодна, агрессивна и всячески старалась поддеть его. Квинт спокойно относился к этому, до одной из планерок.
— От нас скрыли уровень ее сил, — сказал он о Чес. — Она, наверное, самый мощный псионик из всех, с кем мы раньше сталкивались, ребята… Однако, как и раньше, наша задача взять ее живой.
Те серьезно покивали, а Лиз пробурила его холодным взглядом, а затем выдала:
— Почему не убиваем, сэр? Если она такая сильная и неуправляемая, «Аллегро» скажет нам спасибо за ее труп.
— Потому что такова задача, поставленная компанией. Еще вопросы?
Лиз едко рассмеялась:
— Нет, и так уже все с тобой понятно…
Ее пассивная агрессия перешла границы дозволенного.
— Апрентис, как это понимать?
— Я всего лишь высказываю витающую в воздухе мысль.
— Просвети меня.
— Что ты с самого начала слишком мягко обходишься с ней. Маленькая девочка, да? — Лиз фыркнула. — Ее фото, рассказики, профайлы… Ты сдвинулся, Квинт. Эта маленькая девочка убила Шпарте!
Это было слишком. Он схватил ее за грудки и рывком поднял на ноги.
— Апрентис, у меня давно назрел к вам серьезный разговор. С того самого обеда не было и дня, чтоб вы не выказали своего презрения ко мне и моему методу работы. Вы забыли свое место. Я — капитан, а вы — мой солдат. Мне нужен солдат, Апрентис, а не обиженная сучка. Так что успокойте свои эстрогены. Выбейте из своей головы глупые бабские мыслишки. В противном случае клуб Микки Мауса все еще набирает новых принцесс. Рапорт об уходе я подпишу, не колеблясь.
Да, это было жестко, но мягко с ней не работало. Лиз можно было только ломать об колено. Ее взгляд был похож на лазерный скальпель. Она свела брови, затем откинула голову назад:
— Я вас поняла, сэр.
Эдриан не хотел доводить до этого. Они вместе пережили столько дерьма, выбирались из таких передряг, чтобы потом пить пиво в одной постели и планировать совместный отпуск, которого у них никогда не будет. Кажется, сегодня он перевернул эту страницу.
— Эн, ты меня слышишь?
Мельтешение бело-голубых цифр на экране оборвалось, и появилось яркое изображение розового фламинго. Механический голос в динамике ответил:
— Отчетливо, агент Квинт. Я уже составил список вопросов.
— Вопросы позже. — Квинт откинулся в огромном кресле Аллена. Сам нетволкер дрых неподалеку, опутанный тонкими капельницами. Он был в таком глубоком отрубе, что его не смог бы разбудить даже сам Гавриил со своим небесным оркестром. — Сколько мы уже с тобой разговариваем?
— Шесть дней, пять часов, двадцать минут, восемнадцать секунду… Девятнадцать… Двадцать…
— Тпр-р-р! Стоп. Теперь я хочу задать тебе вопрос. Эн, в твоем распоряжении все ресурсы мировой Сети. Ты можешь найти ответ на любой из вопросов. Зачем ты задаешь их мне?
Непродолжительное молчание, затем розовый фламинго встрепенулся нарисованными крыльями.
— Вы меня подловили, агент Квинт.
— Вот же чертова программа, — пробормотал Кейган, сгорбившись над планшетом, — так и знал, что все не так просто…
— Вы не правы, агент Кейган, — ответил нейропризрак. — Мне просто нравится разговаривать с людьми. Мне нравится внимание.
Квинт ухмыльнулся в ладонь. Самовлюбленность Аллена не обошла стороной его близнецов.
— Я запретил тебе разговаривать со мной, — холодно отрезал Одрик.
— Почему? — спросил Квинт.
— Иногда он меня пугает. Ты бы тоже перестал.
— Да, — встрял в разговор Амау, проходя вдоль номера, за ящиком инструментов. — Не разговаривай с ним больше, Квинт.
— Да почему?
Амау посмотрел на него своим обычным полунаркоманским взглядом. Кажется, он, наконец, оправился от взлома, но все равно был немного странный.