Квинт уронил Чес к корням кровавого дерева, на голые кости людей, обломки великих империй, на бугристые плиты расплавленного золота и серебра, покрытого копотью ядерных ударов. Его губы целовали ее в шею, вдоль дорожки подсыхающей крови, прямо к груди, и она обнимала его, шепча:
— Тебе даны уста говорить гордо и богохульно, тебе дана власть…
Чес сладко вздохнула, когда он стиснул ее окровавленную грудь. Каждый его поцелуй срывал печать за печатью, приближая конец всего. Внутри горело желание. Маленькая ладонь сомкнулась на его твердом члене, настойчиво поглаживая, заставляя дрожать как в ознобе. Непреодолимая сила. Изгибы ее тела олицетворяли грехопадение, но и он не был чистым существом. Нет, Квинт хотел растерзать ее, отыметь и поглотить. Где-то кричали от боли подбитые баллистическими ракетами ангелы.
— Тебе дана власть над всяким коленом и народом, и языком, и племенем…
Квинт посмотрел в ее глаза. Они были черными безднами, в которых тонули планеты, похожие на разорванную нитку бус. Она хотела этого, хотела быть уничтоженной и поглощенной. Квинт раздвинул ей ноги и вошел. Погрузился как нож в рану, с той же яростной безжалостностью, но ее глаза полыхали жаждой, и это только распаляло его. Квинт вдавил ее в ствол дерева, подхватил под ягодицы и распял своим телом, заставляя стонать от боли, от страсти, от страха, от жажды. Резкие рывки под рев падающего неба.
В какой-то момент Квинт понял, что лишился человеческого тела. Он стал деревом, обвившим девушку, проникающим в нее, доводящим до исступления пульсирующими ветвями.
— И поклонятся тебе все живущие на земле… — простонала она, сливаясь с его стволом.
Остался лишь Квинт. Знакомый старик спустился с небес и сказал:
— Кто подобен зверю сему?
Солнце медленно погасло, погрузив мир в багровый мрак.
Квинт открыл глаза. Над ним склонился Дед. Точно, он и был тем стариком из прихода.
— Эй, Квинт, что ты видел? — ухмыляясь, спросил он.
Перед глазами все еще мелькали картины, яркие и четкие, словно наяву. Кое-что лучше б и не запоминалось вовсе…
— Скажи нам, Квинт, — настаивал Дед, и к его лицу присоединилось еще три.
— Я видел конец мира, — шепнул Эдриан. — Я видел зверя Апокалипсиса и слышал зов ангельских труб.
— О, — Дед округлил глаза, — вот это да…
— Вот это приход, — сказал Маэда.
— Мрачновато как-то, — отозвался Крис. — И что ты делал?
— Уничтожал мир.
Все переглянулись, а потом рассмеялись. Он и сам улыбнулся, только как-то растерянно.
— Это знак, — сказал Дед. — Мир давно пора разрушить… — Он похлопал Квинта по плечу. — Теперь ты в «Тайгасу» и тебе нужно новое имя…
— Щеночек! — тут же взвизгнула Чес и рассмеялась.
— Криповый Маньяк, — подхватил Маэда.
— А ты что скажешь? — спросил Дед. — Кто ты?
— Я…
Он на мгновение завис, вспомнив его дерево Крауца, выползающее из ядовитого моря, словно гигантский подводный гад.
— Я…
Кто подобен зверю сему?
— Я… Зверь. Багряный Зверь.
Аминь.
После ударной дозы какой-то дури они еще пили, курили, пели. Нежный нео-фолк сменился на зубодробительные рифы панк-рока. Эдриан чувствовал себя очень странно. Одновременно хорошо и скованно, под впечатлением своего видения. Оно было таким живым и реалистичным! Квинт подолгу смотрел на танцующую Чес, пытаясь понять, пал ли он настолько низко. Бред, но они все были под наркотиками. Как только парни отвлеклись, Квинт отвел ее в сторону.
— Эй, слушай… Под наркотиками… Между нами ничего не было?
Чес непонимающе уставилась на него.
— Мы не трахались?
На этот раз она все отлично поняла. Глаза округлились, рот распахнулся, лицо стало помидорного цвета. Девочка взвизгнула:
— Ты вообще что несешь! — и добавила, еще гуще покраснев: — Кусок идиота!
Вот так всегда. Никакого четкого ответа.
— Да или нет? — пробормотал Квинт. — И не ломай комедию, будто бы ты никогда… — Он осекся, посмотрев на красное лицо и огромные испуганные глаза. — Ты что, девственница?
Чес взвизгнула, ударив его кулаком по плечу.
— Нет! Я не девственница! Конечно, нет! Но под тебя я бы даже под наркотиками не легла, кретин!
Ее визг привлек остальных, и разговор пришлось оборвать. Теперь Эдриан знал как минимум два факта: девчонка, несмотря на свое развратное поведение, непорочное дитя, и он с ней не спал. Хорошо.
Видение преследовало его. Выходящее из пучины красное дерево. Его дерево, увешанное плодами новой жизни. Как только темнело, Квинт, несмотря на транквилизаторы, видел эту картину, словно яркую красную вспышку, перед тем как погрузиться в темноту. В этой вспышке Чес стонала под ним, прося быть с ней жестоким. Быть с ней Зверем Апокалипсиса. А наутро, глядя, как это несуразное создание ест сэндвичи или блинчики, запивая соевым молоком, он грыз себя мыслями. «Нормально ли это, испытывать влечение к Чес? Она взрослый, который ведет себя как ребенок, или ребенок, который выглядит, как взрослый? Если второе, то у тебя проблемы, мужик».