— Ну. — Сэт пожала плечами. — Тогда за независимых девчонок.
Они выпили, и в этот раз действительно было легче. А после четвертой и пятой Чес уже ничерта не помнила.
20. Зверь в цепях
«Кретин. Это ж надо…»
Эдриан быстро шел по темным коридорам. Пару раз задел кого-то плечом и услышал что-то неласковое… К черту, его голова была занята совсем другим.
«Идиот».
Руки все еще ощущали тепло ее тела. Ему слишком понравилось это прикосновение.
«Квинт. До чего ты докатился?»
Куда уж тут скатываться? И так на самом дне.
Первое время, когда они с Чес на постоянной основе переселились в Подземье, было тяжелым. Этот запах подвала, шум метро, полумрак. Этот потолок над головой. Алчные фонари. Казалось, что стоит только отложить транквилизаторы, и кошмары вернутся с новой силой. Прорастут под кожу и разорвут его голову.
Эдриан много думал, и все его думы были гнетущими, полными тоски по прошлому. Ему хотелось подняться на поверхность, хлопнуть по банке пива вместе с Лиз и ребятами. Сыграть пару аккордов на любимой гитаре. Перехватить кимчи в Ваши. Удивительно, но раньше Квинт не замечал за собой такой сентиментальности. Не задерживался на месте, вечно готовый идти, куда скажут, с тем, что у него в руках. Стоит только спуститься в ад, как начинаешь ценить то, что имел. У него была любимая работа, товарищи, смысл. Теперь, когда лихорадочный азарт погони улегся, он понял, что единственный его смысл — просто выжить. Примитивно, как у дикого животного.
«Ты и есть животное, Квинт. Еб твою мать!»
Когда он начал тренировать Чес, все преобразилось. Появился какой-то призрачный смысл. Она была поразительной ученицей, и Эдриан показывал ей все, что знал, передавал все, что умел, и чувствовал себя… Хорошо. Да, ему было хорошо. Он забыл, что Чес — опасное орудие, вышедшее из-под контроля. Нет, она была обычным человеком. Грустила, смеялась, стыдилась, говорила глупости. В какой-то момент Квинт начал ловить себя на мысли, что учит ее не как вынужденного союзника. Когда он перешагнул эту черту? Когда начал всерьез тревожиться за будущее этого гадкого опоссума? Загадка. Может быть, потому, что Эдриан в одночасье лишился всех связей, он и зацепился за девочку-бритву. А может, он просто тупой козел.
«В любом случае, ты все испортил».
Да, Квинт. Где были твои мозги? Ты ведь так тщательно прописал в подкорке баланс ваших отношений. Ты — учитель и наставник, она — ученица, а все прочее постарался вымести из головы, особенно пресловутое видение. В нем обнаженная девушка влекла его, отдаваясь без стыда и сомнений. Время от времени Квинт с оторопью смотрел на Чес, примеряя на нее этот дикий образ. Время от времени, отмокая под душем, Эдриан вдруг отдавался странной фантазии, что ее ладонь обхватывает его член и гладит, пока он не кончит. Каждый раз после волны острого удовольствия Квинт чувствовал вину, словно поддался искушению.
«Да, Эдриан, в тебе сидят бесы. Покайся, Эдриан. Ты не выйдешь отсюда, пока не перескажешь главу восемь, стих с пятого по пятнадцатый. Ну же, Эдриан».
Какое яркое воспоминание. А ведь казалось, что он почти не помнит, что было с ним до военки. Кое-что хотелось бы забыть. Постоянный бубнеж молитв, запах джина, пустые глаза матери, когда она часами смотрела в одну точку, «общаясь с ангелами».
— Пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то и другое. Тело же не для блуда, но для Господа, и Господь для тела…
«В тебе сидят бесы. Твое спасение — смирение и покаяние».
Квинт остановился у бледно-голубой вывески, что бросала на прохожих призрачный отсвет. Ноги сами привели его к борделю. Он много раз видел его, когда ходил до забегаловки, где готовили самый лучший в Подземье токпокки, а теперь раззадоренное тело само просило перешагнуть через порог.
Эдриан горько усмехнулся. В его голове и правда сидели бесы. Родители пытались выбить их и не преуспели, а усмирило их только его собственное желание стать человеком. Плевать, чего ему хочется, на что он мастурбирует в душе. Он человек. Он должен помнить об этом… но электрические силуэты на вывеске гасили последние остатки разума. Девушка за прозрачной витриной завлекательно улыбнулась ему, качнув крутыми бедрами. На ней было только сияющее неоном белье. Грудь мягко колыхнулась, обнажив ореолы сосков.
«Тело же не для блуда, но для Господа». Он попытался обхватить крестик и вдруг понял, что его нет на шее. Нет, наверное, со времени его побега от команды, а он даже не заметил. Эдриан шагнул внутрь. Давно пора.