Идет накопление информации о гражданах, их поведении, а также создание электронных баз данных об их телеметрических параметрах, структуре ДНК, отпечатках пальцев и т. д. Американское Агентство национальной безопасности, как поведал Эдвард Сноуден, прослушивает весь мир. Тем самым резко возрастают возможности для вмешательства в личную жизнь граждан и для глобального контроля над их поведением. Это находится в противоречии с рядом основополагающих демократических принципов и может потребовать дополнительных мер по защите сферы частной жизни.
Серьезный вызов государствам и демократии бросает современное информационное общество. В мире работают более 5 млрд мобильных телефонов, более 2 млрд людей пользуются Интернетом. Создаются трансграничные виртуальные сообщества, способные воздействовать на правительства вплоть до их свержения. Количество граждан, становящихся де-факто непрофессиональными журналистами, хроникерами, блогерами, растет по экспоненте. Они устраивают флэш-мобы, «революции Твиттера», атакуют серверы не понравившихся госструктур, публикуют секретные материалы, документируют коррупцию. Причем все они обладают могучим компьютерным обеспечением: по своим возможностям iPhone 6 превосходит самый мощный суперкомпьютер, который только существовал на планете в 1990-е[19].
Десятки книг уже написаны о кибервойнах и киберпреступности. Появились и первые государственные концепции кибербезопасности, кибернетические командования в вооруженных силах и спецслужбах ведущих государств. В 2015 году на обеспечение информационной безопасности в мире расходуются 76,9 млрд долл[20]. Как совместить решение проблемы общественной и государственной безопасности с соблюдением демократических принципов открытости и свободы — задача далеко не тривиальная.
Сила: мягкая, умная и жесткая
Увеличилась роль проблем «мягкой безопасности», связанных с экономикой, финансами, экологией. «Обычная мудрость исходила из того, что государство с более сильной военной машиной одержит верх, но в информационный век может победить государство (или негосударственные структуры), которое расскажет лучшую историю», — подчеркивает Джозеф Най — один из творцов концепции «мягкой силы» и «умной силы». Под «умной силой» сам он понимал «комбинацию жесткой силы принуждения и денег с мягкой силой убеждения и привлекательности»[21].
Но все же и фактор военной силы государств нельзя сбрасывать со счетов. «Войны все-таки выигрываются — при всех различиях обстоятельств можно вспомнить конфликты в Югославии, Ливии, Чечне, Грузии, победу правительства Шри-Ланки над «Тиграми освобождения Тамил Илама». Ядерное сдерживание работает, не допуская больших войн, и никто всерьез не сокращает ядерные арсеналы, а, напротив, совершенствует их»[22], — пишет Сергей Караганов. Ускорившийся трансграничный переток «ноу-хау» и усиление хаотичности в международных отношениях очевидно усиливают опасность распространения оружия массового поражения, ракетных технологий, что уже способствовало началу гонки вооружений в развивающихся странах: фактически завершившись в Европе, она продолжается наиболее интенсивно в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Глобализации обострила ряд старых и принесла с собой новые вызовы и угрозы — распространения оружия массового поражения, сепаратизм, религиозный экстремизм, наркотрафик, трансграничную оргпреступность, пиратство на морях, загрязнение окружающей среды, глобальное потепление. Участились конфликты по вопросам использования лесных и водных ресурсов, рыболовства, границ экономических зон. Даже в вооруженных конфликтах с участием государств все большую роль играют негосударственные организации: неправительственные организации обзаводятся партнерами в лице частных военных компаний, военный аутсорсинг, охватывающий десятки тысяч подрядчиков, активно использовался США в Ираке, Афганистане, на Украине[23].
Вместе с тем, несмотря на стремительный рост населения планеты и числа суверенных государств, в последние полстолетия постоянно сокращается число межгосударственных войн и вооруженных конфликтов (хотя в это трудно поверить). За первое десятилетие XXI века только 3 из 30 крупных вооруженных конфликтов были межгосударственными — между Индией и Пакистаном, Эфиопией и Эритреей, интервенция США в Ираке. Наличие ядерного оружия уже много десятилетий сдерживает возможность крупной войны между великими державами. Число гражданских войн росло в годы холодной войны и сразу после ее завершения, но затем тоже сократилось. Это объясняется практическим прекращением постколониальных войн, столкновений на линиях соприкосновения двух лагерей в биполярной конфронтации, возросшей ролью международного миротворчества. За 15 лет после прекращения холодной войны завершилось больше войн, чем за предшествовавшие полвека. Из 150 крупных гражданских войн, которые велись на Земле после 1945 года, продолжается не более десяти, и только в семи в последнее время гибло более 1000 человек в год. Наибольшие жертвы были в Ливии, Сирии, на Украине и в Ираке. Не прекращается противостояние на нашем Северном Кавказе. Средняя продолжительность гражданской войны сократилась с 1991 года с 4,6 года до 3,7[24].
19
Dave Baiocchi, William Welser IV. The Democratization of Space. New Actors Need New Rules//Foreign Affairs. May/June 2015. P. 99.
22
Сергей Караганов. Зачем оружие?//Россия в глобальной политике. № 5. Сентябрь — октябрь 2012. С. 10.