Ненамного больше евроэнтузиазма со временем стало и в странах Восточной Европы. Популярность идеи национального суверенитета, писал Шрёдер, «растет и среди восточноевропейских стран — членов ЕС: после крушения Варшавского договора они обрели суверенитет и им трудно решиться на передачу своих суверенных государственных прав на европейский уровень»[113]. Мегарасширение привнесло в ЕС невиданную ранее пестроту и неоднородность. И сегодня подспудные проблемы Восточной Европы — более низкий уровень жизни, национализм, коррупция — остаются во многом нерешенными.
За мегарасширением должно было последовать мегауглубление — принятие общей конституции. И здесь возникли большие проблемы. В 2005 году французы и голландцы сказали «нет» Европейской конституции, в 2008 году отвергли конституцию ирландцы.
Разбившись о волнорезы референдумов, проект европейской интеграции потребовал переосмысления перед угрозой попятного движения. Из текстов основополагающих документов ЕС были изъяты упоминания о флаге, гимне и девизе Евросоюза. Исчезли слова «конституция», «европейский закон», «семья народов». Осталось утверждение о «создании более тесного союза народов Европы» на основе общих ценностей: достоинства, свободы, демократии, равенства, правового государства и прав человека. Результатом ревизии планов стал Лиссабонский договор, вступивший в силу 1 декабря 2009 года, который дал передышку проекту европейской интеграции. Видение единой Европы в форме федерации, которое разделяли евроэнтузиасты, осталось нереализованным.
Шансы на ее реализацию, казалось, начали только таять под ударами экономического кризиса 2007–2009 годов и последующей затяжной депрессии. Но одновременно в поисках путей выхода из экономических проблем появилось множество инициатив, призванных дать новый импульс интеграции. Но прежде, чем поговорить о них, ответим на вопрос: насколько сегодня интегрирована Европа, какая часть национального суверенитета находится сегодня в Брюсселе, а какая — в национальных столицах?
Функционирование и развитие ЕС обеспечивает разветвленная и порой запутанная система институтов, норм, методов и процедур, создававшихся и обкатывавшихся на протяжении десятилетий: Европейский совет, Европейский парламент, Европейская комиссия, Европейский суд, Счетная палата, Совет Европейского союза, Европейский центральный банк, Европейский экономический и социальный совет (партнер Общественной палаты РФ). И это — далеко не все.
ЕС далеко продвинулся вперед в деле унификации законодательства стран-участниц. В большинстве стран Союза более половины новых законов разрабатывается в Брюсселе и затем включается в национальное законодательство.
Однако страны продолжают блюсти свои прерогативы по широкому кругу вопросов. «Анализ современной европейской политики свидетельствует: страны — члены Европейского союза сохраняют суверенные права во всех без исключения важнейших областях политической и экономической жизни, — подчеркивает знающий европеист Тимофей Бордачев. — Охрана границ с соседями ЕС, национальная оборона, внешние энергетические связи, юстиция и внутренние дела, миграционная политика, образование — все эти вопросы остаются в исключительной компетенции национальных властей. Такие ключевые сферы экономики, как социальная политика и регулирование трудовых отношений (то есть весь социальный блок), также находятся в стопроцентном ведении национальных властей»[114].
Директор Института европейских исследований в Брюсселе Поль Магнетт подчеркивал, что из четырех главных функций современного государства — защита границ, источник национальной идентичности, определение политического устройства общества, регулирование рынка — только последняя подвержена наднациональному регулированию, причем не автоматическому, а как результат длительного согласования национальных интересов, учета конъюнктуры и позиций лобби[115]. Общий бюджет ЕС составляет немного больше 1 % союзного ВВП. У Брюсселя нет права самостоятельно собирать налоги. Страны-участницы в значительной степени делегировали часть законодательных функций, но держат подальше от него свою казну. Европейский союз превратился в гиганта в области правового регулирования, но пока гораздо менее влиятелен в финансовых вопросах. Ниалу Фергюсону ЕС напомнил «не столько Рим императоров, сколько Рим пап, об одном из которых Сталин как-то спросил: «А сколько у него дивизий?»[116]
114
Тимофей Бордачев. Суверенитет и интеграция//Россия в глобальной политике. Том 5. № 1, январь — февраль 2007. С. 66–67.
115
Тимофей Бордачев. Суверенитет и интеграция//Россия в глобальной политике. Том 5. № 1, январь — февраль 2007. С. 66–67.