Вторая группа государств, напротив, пошла на жесткие сокращения государственных расходов и увеличение налогов, но тоже с весьма неутешительными результатами. Наиболее решительно затянули пояса прибалты. Так, Литва в 2009 году сократила расходную часть бюджета на 30 %, зарплаты в госсекторе — на 20–30 %, пенсии — на 11 %; были повышены все акцизы — от лекарств до алкоголя. В итоге Вильнюсу удалось удержать дефицит на уровне 9 % от ВВП, но следствиями стали 14-процентная безработица, 15-процентное падение производства, массовый отток рабочей силы и удвоение числа самоубийств. По этому же пути — экономии — шла Германия и ряд стран Северной Европы, но и они не избежали кризиса.
Как выяснилось, именно германские банки выступали главными кредиторами Греции, крупнейшими вкладчиками в американский, ирландский и исландский ипотечные и финансовые пузыри. «Другие страны воспользовались иностранными деньгами как средством удовлетворения различных безумных потребностей, — писал Льюис. — В Германии банкиры использовали собственные деньги для того, чтобы дать иностранцам вести себя безумно… Они кредитовали американских низкокачественных заемщиков, ирландских магнатов недвижимости, исландских банковских воротил, чтобы те проворачивали дела, которые ни один немец никогда бы себе не позволил»[123].
В 2010 году экономический рост возобновился: суммарный ВВП стран ЕС вырос на 1,7 %, в 2011-м — на 1,6 % в зоне евро и на 1,8 % в ЕС-27. Однако норматив — не выше 3 % ВВП для дефицита — в 2010 году был нарушен 22 государствами (12 из них были членами еврозоны), бюджетный дефицит в среднем по ЕС превысил 6 %.
Катастрофическое финансовое положение Греции, а вскоре — Ирландии и Португалии поставило под угрозу евро и экономический и валютный союз в целом. Из двух зол — исключить их из еврозоны с угрозой цепной реакции или оказать им колоссальную по размерам помощь — лидеры ЕС избрали меньшее — помощь. Летом 2010 года начал работу Европейский стабилизационный фонд (European Financial Stability Facility), который мог предоставлять займы в размере до 440 млрд евро и гарантии на 780 млрд евро. Другим инструментом стал Европейский финансовый стабилизационный механизм, с помощью которого Еврокомиссия получала возможность занимать на финансовых рынках средства (до 60 млрд евро), начиная с 2013 года.
Вторым направлением антикризисной стратегии была объявлена финансовая стабилизация, а ее инструментом — национальные программы стабилизации (для стран еврозоны) или конвергенции (для остальных участников ЕС) на 2011–2014 годы. Общим для них являлся переход к рестриктивной бюджетной политике, подкрепляемой структурными реформами, ведущими к увеличению доходов государства.
Многие эксперты стали не без оснований предупреждать, что бюджетное самоограничение может иметь следствием более затяжную депрессию, высокую безработицу, социальный протест. Страны еврозоны действительно попали в ловушку. Задолженность проблемных стран оказалась настолько велика, что финансисты всего мира боялись давать в долг не только странам «европейской финансовой периферии» — Греции, Ирландии, Португалии, но и таким крупным экономикам, как Испания и Италия. Когда долги велики, можно, конечно, снизить дефицит бюджета, т. е. сократить расходы и попытаться увеличить доходы. Однако сокращение дефицита во время нулевого роста или спада только усиливает спад, поскольку государственные расходы не поддерживают совокупный спрос. Снижая дефицит во время кризиса, правительства направляют экономику в порочный круг: чем ниже темпы роста, тем меньше веры в то, что государство сможет расплатиться по долгам, тем сильнее нужно сокращать расходы и повышать налоги, тем ниже темпы роста и т. д.
Помимо этого, не имея собственной валюты, проблемные страны не смогли прибегнуть к таким антикризисным механизмам, как девальвации или эмиссия. Американский экономист Нуриэл Рубини, получивший известность за точный прогноз мирового финансового кризиса, подчеркивает: «Когда евро только создавался в качестве единой валюты в Европе, я, как и многие другие специалисты, выражал по этому поводу обеспокоенность. Страны, пользующиеся одной валютой, отказываются от важного инструмента — регулировки валютных курсов, — необходимого для проведения корректировок. Если бы Греции и Испании разрешили понизить стоимость своих валют, их экономики укрепились бы — за счет увеличения экспорта. Более того, при переходе от своих валют к евро эти две страны отказались еще от одного инструмента, применяемого в периоды экономического спада — денежно-кредитной политики. Если бы они этого не сделали, то могли бы ответить на кризис, в котором оказались, снижением процентных ставок, чтобы стимулировать приток инвестиций (хотя при нынешней тяжелой рецессии снижение процентных ставок не сработало бы). Однако вместо прежней свободы действия руки у стран еврозоны оказались связаны»[124].
123
Майкл Льюис. Бумеранг: Как из развитой страны превратиться в страну третьего мира. М., 2013. С. 172–173.
124
Нуриэл Рубини. Как я предсказал кризис. Экстренный курс подготовки к будущим потрясениям. М., 2011. С. 19.