| As they ascended, Langdon tried to focus on anything other than the four walls around him. In the reflection of the shiny elevator door, he saw the captain's tie clip—a silver crucifix with thirteen embedded pieces of black onyx. Langdon found it vaguely surprising. The symbol was known as a crux gemmata—a cross bearing thirteen gems—a Christian ideogram for Christ and His twelve apostles. Somehow Langdon had not expected the captain of the French police to broadcast his religion so openly. Then again, this was France; Christianity was not a religion here so much as a birthright. | Они поднимались, и Лэнгдон пытался сконцентрировать мысли и внимание на чем-то еще, помимо окружавших его четырех стен. В блестящей металлической дверце он видел отражение галстучной булавки капитана. Она была сделана в форме серебряного распятия и украшена тринадцатью вкраплениями, камушками черного оникса. Лэнгдон слегка удивился. Этот символ был известен под названием crux gemmata — крест с тринадцатью камнями — христианская идеограмма Христа и двенадцатью апостолов. И Лэнгдон находил довольно странным, что капитан полиции столь открыто демонстрирует свои религиозные убеждения. Но опять же следовало учитывать: тут Франция. И христианство здесь не столько религия, сколько право по рождению. |
| "It's a crux gemmata" Fache said suddenly.Startled, Langdon glanced up to find Fache's eyes on him in the reflection. | — Это crux gemmata, — неожиданно сказал Фаш. Лэнгдон вздрогнул, поднял глаза и поймал в отражении взгляд черных глазок капитана. |
| The elevator jolted to a stop, and the doors opened.Langdon stepped quickly out into the hallway, eager for the wide-open space afforded by the famous high ceilings of the Louvre galleries. The world into which he stepped, however, was nothing like he expected. | Лифт остановился, дверцы раздвинулись.Лэнгдон быстро вышел в коридор, спеша навстречу открытому пространству, которое образовывали знаменитые высокие потолки Лувра. Однако мир, куда он шагнул, оказался совсем иным, нежели он ожидал. |
| Surprised, Langdon stopped short.Fache glanced over. "I gather, Mr. Langdon, you have never seen the Louvre after hours?"I guess not, Langdon thought, trying to get his bearings. | Лэнгдон в нерешительности замер.Фаш обернулся:— Я так понимаю, мистер Лэнгдон, вы никогда не бывали в Лувре после закрытия?Никогда, подумал Лэнгдон, пытаясь разобраться в своих ощущениях. |
| Usually impeccably illuminated, the Louvre galleries were startlingly dark tonight. Instead of the customary flat-white light flowing down from above, a muted red glow seemed to | Обычно ярко освещенные галереи музея были сейчас погружены в полумрак. Вместо привычного ровного молочно-белого света, льющегося с потолка, от пола |
| emanate upward from the baseboards—intermittent patches of red light spilling out onto the tile floors. | поднималось вверх приглушенное красноватое сияние. Лэнгдон присмотрелся и заметил вмонтированные в плинтусы специальные лампы-подсветки. |
| As Langdon gazed down the murky corridor, he realized he should have anticipated this scene. Virtually all major galleries employed red service lighting at night—strategically placed, low-level, noninvasive lights that enabled staff members to navigate hallways and yet kept the paintings in relative darkness to slow the fading effects of overexposure to light. Tonight, the museum possessed an almost oppressive quality. Long shadows encroached everywhere, and the usually soaring vaulted ceilings appeared as a low, black void. | Он окинул взглядом сумрачный коридор и постепенно начал понимать, что ничего необычного в таком освещении нет. Почти во всех главных музеях мира по ночам используется красная подсветка, и источник такого освещения размещается на низком уровне, что позволяет персоналу и охране видеть, куда они идут, в то время как полотна находятся в относительной темноте. Последнее позволяет как бы компенсировать дневную световую нагрузку, способствующую выгоранию красок. Но сегодня ночью в музее было как-то особенно мрачно. Повсюду залегли длинные тени, под высокими потолками сгустилась тьма, как в колодце. |
| "This way," Fache said, turning sharply right and setting out through a series of interconnected galleries.Langdon followed, his vision slowly adjusting to the dark. All around, large-format oils began to materialize like photos developing before him in an enormous darkroom... their eyes following as he moved through the rooms. He could taste the familiar tang of museum air—an arid, deionized essence that carried a faint hint of carbon—the product of industrial, coal-filter dehumidifiers that ran around the clock to counteract the corrosive carbon dioxide exhaled by visitors. | — Сюда, — сказал Фаш, резко свернул вправо и зашагал через цепочку связанных одна с другой галерей.Лэнгдон направился за ним, и глаза постепенно привыкали к полумраку. Вокруг из темноты начали материализоваться крупногабаритные картины, написанные маслом, — все это напоминало проявку снимков в темной комнате. Лэнгдону казалось, что изображенные на полотнах люди провожают их подозрительными взглядами. Наконец-то почувствовал он и такой знакомый, присущий всем музеям запах — в сухом деионизированном воздухе отчетливо ощущался слабый привкус углерода. То был продукт работы специальных приборов с угольными фильтрами, используемых в борьбе с избыточной влажностью. Они были включены сутки напролет, компенсировали выдыхаемую посетителями двуокись углерода, которая обладала разрушительным для экспонатов действием.
|