— То есть, в названии вашей церкви заключено более широкое понятие, нежели у некоторых протестантских конфессий? — спросил я, не без труда сумев разложить по полочкам довольно витиеватое разъяснение.
— Совершенно верно! — почти с радостью подхватил Павел, но я видел, что он несколько озадачен. Видимо, вновь приглашенные, как правило, задавали совсем иные вопросы. — Грубо говоря, церковь, которая позиционирует себя как «евангельская», по нашему мнению, излишне ортодоксальная, в худшем смысле этого слова, а ее прихожане перегружены догмами. Которые, если подумать, в современном обществе выглядят так же нелепо, как табу примитивных племен.
Собравшиеся кружком одобрительно забормотали.
— Это очень похоже на экуменизм, — я выразил своим тоном сомнение в самой сущности этого слова.
Таня смотрела на меня с удивлением. Действительно — религиозные диспуты на дому мы еще никогда не устраивали. Но она, скорее всего, предполагала, что я неспроста принял вызов, и ждала от подвоха от моих реплик. Она хорошо знала, как я люблю выставлять убежденных в своей правоте людей на посмешище.
— Что есть экуменизм? — произнес Павел. — Единство — это всегда благо, в отличие от раскола. Вот, послушайте… — Он открыл Библию, перелистал несколько страниц и изрек. — «И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня и возлюбил их, как возлюбил Меня». Евангелие от Иоанна. Сам Иисус не был противником экуменизма, если уж на то пошло.
— Все понятно, — я кивнул. — «Пусть расцветают все цветы». Раз вы предполагаете определенную широту взглядов и отказываетесь от жесткого набора догм, не предписывает ли «всемирная Евангелическая церковь Нового Завета» каких-нибудь принципов, правил и ограничений для прихожан?.. Если я правильно привожу здесь этот термин, конечно.
— Мы называем друг друга братьями и сестрами, — сухо заметил Павел. — Мы не стремимся подавлять волю или навязывать ограничения, подобно некоторым религиозным организациям, руководители которых уверяют, что действуют именем Иисуса. Мы не запрещаем переливания крови. У нас нет разграничения типов пищи на постную, скоромную, кошерную или какую-то еще подобную. Некоторые из нас позволяют себе употреблять алкоголь в небольших, естественно, количествах, хотя лично я считаю это излишеством на грани греха. Наркотики, включая табак, мы не приемлем. Что касается вопросов проявления веры, то у каждого человека они индивидуальны. Одному нужно все стены увешать иконами — ради Бога! Другому достаточно распятия над телевизором — не проблема, да и неплохо — лишний раз подумает, стоит ли смотреть всякие мерзости. Третий носит крест на груди — значит, он считает, что Иисус всегда с ним. Четвертый вообще может обходиться без символов — это его право, если Господь находится в его душе.
Нет, Павел — это несомненно, подготовленный собеседник. Я решил его подколоть:
— Разве принцип безразличия к конфессии, при условии веры в бога, не один из ключевых постулатов в масонстве?
— Если забираться так глубоко, то наш ключевой принцип — это, как говорят по-английски, «open communion». Согласно ему, нашим братом может стать любой крещеный христианин, не отрицающий Троицу, но и признающий Иисуса как Господа нашего. Если вы действительно хоть что-то знаете про масонов, то наверняка знаете и то, что они отвергают этот постулат.
— А как вы давно существуете? — сделав вид, что отсыл к англоязычным принципам прошел мимо моих ушей, я перешел к примитивным вопросам.
— Как общественная организация наша церковь зарегистрирована в девяносто втором году, но ее подвижники подготовили задел еще в семидесятые…
— Приходилось слышать, что все евангелические приходы в России изначально созданы за рубежом, либо организованы здесь иностранными миссионерами. Как насчет вас?
— Мимо, — просто ответил Павел. — Наша церковь создана на территории России, вернее, еще Советского Союза, исключительно силами наших соотечественников.
— В названии есть слово «Всемирная»…
— Наши братья и сестры есть и в других странах…
— Да и принцип «open communion» изобретен далеко не в Советском Союзе. Это можно заключить исходя только из одного лишь названия.
— Многие принципы, устройства и даже предметы изобретены в других странах. Вот у девушки в руке телефон. Вот у меня простой блокнот. Они изобретены на Западе, но это же не значит, что ими нельзя пользоваться в нашей стране! Наконец, само христианство пришло к нам с Ближнего Востока, не надо забывать и об этом.