Это был пикет. В меру шумный, но при этом не без легкой агрессивности. Руководили собравшимися два молодых человека. Один из них раздавал листовки, другой возвещал об опасности сект вообще и этой «так называемой церкви Нового Завета, чью деятельность финансирует госдеп США и контролирует ЦРУ» в частности. Походило на то, что молодые люди — прихожане православной церкви а, возможно даже и ее сотрудники, если так можно выразиться.
Честно скажу — я ничего не имею против веры, религии и свободы совести. Разумеется, когда это не касается моего кармана и благополучия как таковых. Ситуация, которая разворачивалась сейчас, мне показалась тревожной — как бы наши верующие не перепугали, чего доброго, моих миссионеров. Убедившись, что знакомых поблизости вроде бы нет, я рискнул выйти из машины и влезть в толпу.
— Вы только послушайте, чем вас прельщают эти так называемые «евангелисты», — восклицал молодой человек с бородкой, забравшийся на перевернутый мусорный бачок. — Они осуществляют строгий отбор, но при этом прикрываются странным принципом «open communion». Якобы любой человек — уже христианин, неважно даже, прошел ли он обряд крещения или нет. Они отвергают иконы и нательные кресты! Они отвергают основные таинства христианства, говоря, что они в современном обществе выглядят так же нелепо, как табу примитивных племен.
Что-то уж очень знакомое прозвучало в словах руководителя пикета. Я подобрался поближе к вещающему и увидел, что в руке он держит не менее знакомую брошюрку в тисненой зеленоватой обложке. Нет, я все понимаю, но зачем же так!
— Можно мне вашу листовку? — обратился я ко второму юноше, совсем еще птенцу, наверное, допризывного возраста. Тот с готовностью передал мне отпечатанную на лазерном принтере прокламацию, и тут я убедился снова, что ребята что-то путают, намеренно либо по неопытности. В листовке указывался вред не евангельской церкви, а евангелической — той, что тусуется в ДК имени Островского, не знаю уж, которого из них — Александра или Николая.
— Вы не ошибаетесь? — удержал я юношу за рукав.
— В чем именно? — юноша гордо вздернул подбородок — въезжающий в Париж д'Артаньян, и тот не мог бы выглядеть более надменным.
— Контора-то не так называется, — сказал я. И изложил свои соображения по поводу названий, а также книжки, которой размахивал его товарищ. Юноша слегка озадачился, внимательно уставился в вывеску на заборе, потом еще раз заглянул в свою листовку, а затем подошел к коллеге, который как раз в этот момент взял паузу, и стянул его на землю. Судя по всему, старший не стал вникать в суть дела и признавать какие-то ошибки: по его жестам и выражению лица можно было уверенно сказать, что ему все равно, так как какая разница, с какими именно сектантами бороться! Все они — вред и духовная отрава…
Юноша пытался сказать еще что-то, но тут в толпу врезались двое тощих и вертлявых с диктофоном и фотоаппаратом — видимо, корреспонденты. Может быть, газетчики, но вернее всего — с какого-нибудь новостного портала. Молодые люди с готовностью и очень эмоционально принялись рассказывать о целях мероприятия, я понял, что мне делать тут особо нечего и начал выбираться из толпы. Как вдруг тут раздался торжествующий женский крик:
— Так вот и хозяин этого участка! Сдал свою дачу этим брандахлыстам, как будто так и надо…
Черт подери! Только Лидии Степановны мне тут не хватало! Впрочем, она сумела привлечь лишь очень немного внимания — только два-три человека обернулись на ее зов и без особого интереса поглядели на меня. Ну и что они увидели? Заурядный тип в джинсах и полосатой тенниске, на олигарха не похож, никаких богомерзких причиндалов вроде хвоста и копыт в наличии не имеет. Ну, сдал и сдал — мало ли кто кому чего сдает…
Я приблизился к соседке и очень корректным тоном изрек:
— Помните, я собирался сам сюда с друзьями ездить? Так вот, если эти «брандахлысты» отсюда вдруг съедут, то — я говорю серьезно — сюда будут ездить мои друзья… а они люди сильно пьющие, и когда надерутся, потом до утра либо слушают громкую музыку, либо орут блатные песни под гитару.
Лидия Степановна, кажется, поняла расстановку акцентов, поджала губы и не стала более обострять ситуацию.
Молодые люди вроде бы изложили все, что хотели, корреспонденты прыгнули в видавший виды «ниссан» и умчались. Толпа начала редеть: кто-то пошел вглубь поселка, кто-то двинулся к остановке автобуса. На автобус пошли и организаторы пикета — кажется, ребята на самом деле действовали по убеждениям. Я вернулся в кабину «хайса» и набрал номер Бэрримора. Телефон американца был выключен, номеров его коллег я не знал, а бибикать под воротами мне не хотелось. Мало ли, какие вопросы сейчас обсуждаются за моим забором. Поэтому я отправился домой, резонно предполагая, что события будут обязательно иметь продолжение.