«Мистер Кросс, - сказал я, - вы можете убрать эту штуку - снаружи ждут двое полицейских», - соврал я.
Он обдумал это. - Кросс… Значит, ты не прислушался к моему предупреждению?
«Напротив, это вдохновило меня».
«Какая глупость с твоей стороны. Я не верю, что снаружи двое полицейских, и теперь у меня нет другого выхода, кроме как убить тебя. Этот пистолет, - сказал он разговорным тоном, - вполне способен оторвать вам голову.
«А пуля Хоффмана задела тебе только щеку…»
Его свободная рука легла на шрам. - Вы видели Хоффмана?
Он передает привет. Полагаю, вы защищаете доброе имя Уинстона Черчилля?
Я сел напротив него и уставился в дуло ружья; он был больше, чем браунинг, которым он раньше владел, Магнум, вполне способный оторвать мне голову.
«Насколько вы проницательны». Его голос стал резче. «Он был величайшим англичанином, который когда-либо жил. Величайший человек, которого когда-либо знал мир ...
- И вы полны решимости помешать кому-либо говорить правду о своей роли в Барбароссе?
«Верно, даже если это означает их убить. Зачем публике дать шанс неправильно понять его, поносить его… »
«Я напишу это так, чтобы они этого не сделали, чтобы они поняли вклад, который он внес в человечество…»
«За исключением того, что ты не будешь писать книгу», - сжимает палец на спусковом крючке Магнума.
«Кто-то будет. Лента, на которую Хоффман записал историю, находится в сейфе ». По крайней мере, это было правдой - это было в Harrods.
Это остановило его, но безумие не покинуло его лица. «Дай мне ключ».
«У меня его нет с собой». И снова правда - я написал заказное письмо и отправил самому себе. Пока он обдумывал это, я ответил: «Но у меня есть письмо».
'Письмо?' Он нахмурился. 'Кто из?'
- Уинстон Черчилль, - сказал я.
Это опустилось домой. 'Ты не в своем уме?'
- Предположим, я скажу вам, что Черчилль хотел, чтобы книга была написана?
«Тогда я бы сказал, что вы подлежали сертификации».
«Письмо во внутреннем кармане моей куртки».
«Это, если можно так выразиться, довольно банально. Какой пистолет у тебя там? Дерринджер?
«Приди и узнай».
«Нет, - сказал он, - у меня есть идея получше. Встань, сними пиджак и брось его на пол передо мной. Не в лицо, так я оторву тебе голову и продырявлю эту красивую куртку ».
Я встал и очень медленно снял куртку моего синего костюма. Я бросил его на пол, и, все еще держа пистолет нацеленным на мою голову, он вытащил конверт из внутреннего кармана. Я присел.
Он прочитал письмо. Я смотрел в его глаза. Он прочитал это еще раз. И снова.
Когда он поднял глаза, его лицо было омрачено эмоциями. Он выглядел усталым и бледным, как будто ему нужно было немного позагорать на пляже в Эшториле.
Он сказал то, что я ожидал от него: «Откуда мне знать, что это не подделка?»
«Вы не делаете. Вам просто нужно поверить мне, пока подпись не проверит эксперт по почерку ».
Он обдумал это. Он выглядел намного старше, чем несколько минут назад.
Наконец он сказал: «Хорошо, я верю вам на слово - пока», и сунул пистолет обратно в кобуру под курткой.
Я откинулся на спинку стула. Тогда я спросил его: «Хочешь выпить?» Он не ответил, но я все же налила ему большой виски с содовой, и себе еще побольше.
Выпив виски, он сказал: «Знаете, меня всегда озадачивало одно. Если Хоффман предупредил Сталина, чтоГитлер собирался атаковать, почему Сталин ничего не сделал с этим? '
«Кодекс Иуды, конечно».
«Я так и не понял, что это было. Полагаю, Хоффман оказался умнее, чем я себе представлял, - признал он. - Он вам сказал?
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. «Нет», - сказал я и ухмыльнулся ему, потому что теперь он никогда не узнает, и этот вопрос будет преследовать его до могилы.