'Конечно, нет. Конечно, это само собой разумеется. Черчилль подозревал, что Синклер зря теряет время, надеясь, что Клемми дойдет до них до того, как ему придется уточнить. 'Кто тогда?'
«Еще один агент», - сказал ему Синклер.
Клементина шла к ним по лужайке с решимостью.
«Кто, мужик, кто?»
«С уважением, сэр, вы сказали, что вас не интересуют подробности».
'Я сейчас.'
Клементина была в сотне ярдов от нее, огибая клумбу красных, белых и синих петуний.
«Что ж, человек, который я имею в виду, не будет невиновным за границей, как Хоффман».
Черчилль встал и ткнул уже остывшей сигарой своего начальника шпионской сети. - В последний раз, Синклер, кто этот человек? Он не был так заинтересован, но он не любил, когда ему бросали вызов.
«Адмирал Вильгельм Канарис, глава немецкой военной разведки, - сказал Синклер. Его обычно загадочные черты лица добавлены: Доволен?
«Спасибо, полковник», и Клементине, которая теперь стояла рядом с ними с пустой корзиной и ножницами для срезания цветов в руке: «Вот ты где, моя дорогая».
«Вот я, - сказала она, - а вот и вы, а это совсем не то место, где вы должны быть. Давно пора спать. Ее тон подразумевал, что это было гораздо более серьезным делом, чем оставаться на открытом воздухе во время авианалета.
Черчилль поцеловал ее в щеку, а Синклер подмигнул. «Очень хорошо, моя дорогая, только что».
- И я тоже, - сказал Синклер, кланяясь Клементине.
Пока Черчилль задумчиво шел по лужайкам, сирена в Вестерхэме начала издавать еще одно предупреждение. Черчилль повернулся и вопросительно посмотрел на жену, но она твердо покачала головой, и он продолжил свой путь к дому.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Самое мягкое прикосновение к создателю дезинформации - это субъект, который хочет поверить лжи создателя.
«Так что мне повезло в этом отношении», - думал Синклер на ходу. его красный сеттер в лесу недалеко от его дома в Беркшире: Гитлер хочет верить моей лжи - что Британия, наконец, готова признать его гений и заключить сделку.
И мне также повезло, что в настоящее время Гитлер все еще доверяет распространителю лжи, адмиралу Канарису, главе абвера, разведывательного отдела германского верховного командования.
Но мне не везет в собственном душевном состоянии. Глава спецслужбы должен быть безличным, беспристрастным в своем суждении. Но это больше не относится ко мне, после смерти Робина. Теперь меня разжигает ненависть, и это искажает суждение.
Он взял палку и бросил ее собаке, которая исчезла среди гниющих серебристых берез; артиллерийская установка заблокировала естественный сток, и деревья умирали, как переувлажненные комнатные растения. Но это было тихое место, затерянное среди зеленых полей, особенно в такие вечера, как этот, когда лучи угасающего солнечного света достигают его заросшего мхом ложа. Место для размышлений. Место для планирования. Место ненависти.
Собака прыгнула назад, положила палку к его ногам, и он снова бросил ее, думая: «У нас с адмиралом Канарисом много общего. Нас обоих сбивает с толку ненависть. Я любил своего сына, и теперь я ненавижу Германию: он любит Германию, но ненавидит Гитлера. Но ты должен прекратить это », - увещевал он себя. «Начни планировать!»
Еще раз он бросил палку. Как переманить Канариса в Лиссабон? Это не должно быть слишком сложно; он уже был связан с Франко в соседней Испании, а Лиссабон был европейской столицей шпионажа, что было профессией Канариса.
Чтобы предвидеть реакцию Канариса, ему придется изучить его более глубоко. Когда он шел по каменистой аллее к своему дому в Финчемпстеде, он ткнул своей тростью особенно яркий кремень и обнаружил, что это зазубренная полоска шрапнели.
Достигнув большого хаотичного дома, он крикнул сеттеру: «Робин, иди сюда». Но звали собаку Руфус.
*
В своем кабинете он сверился с досье на Канарисе.
Он закурил трубку, и, когда на улице кончился день, а его жена приготовила на кухне строгий обед, адмирал вылез из досье и поклонился.