А теперь меня шантажируют. Склеп стал могилой самого Канариса. «Его не интересуют теории…»
- На самом деле, больше, чем теории. Как вы говорите, была замешана британская разведка. На самом деле двое наших мужчин были арестованы.
Канарис пожал плечами. «Вы хотите, чтобы я передал фюреру некоторую информацию о причастности?»
- Бросьте, герр-адмирал, - сказал Кросс. «Вы прекрасно знаете, о чем я говорю. Это не та информация, которую вы хотели бы передать, не так ли?
Едва ли; вы не подписываете свой смертный приговор. Он часто задавался вопросом, попытаются ли когда-нибудь британцы использовать свои знания о соучастии абвера в заговоре с бомбой в качестве рычага; он надеялся, что они этого не сделают, потому что они знали, чтобыть другими заговорами ... Они действительно отчаянно пытались убедить Гитлера в том, что они готовы пойти на сделку ...
К счастью, Канарис добрался до подножия лестницы.
Подбирая слова с особой осторожностью, Канарис сказал: «Конечно, если бы мы поставили Советский Союз на колени одним превентивным ударом, позиция Гитлера была бы непоколебимой».
- Но вы бы этому аплодировали, не так ли, адмирал? сардонически.
«Я хотел бы плюнуть в его могилу», - подумал Канарис и сказал: «Конечно», на случай, если они не знали о его личном участии в заговоре с бомбой.
«Однако из этого не обязательно следует, что его позиция будет непоколебимой…»
Что, черт возьми, он имел в виду? Еще один заговор с бомбой? Как и все в этой профессии, Кросс говорил шифром.
'Не так ли?' Хотя он говорил уклончиво, Канарис сумел дать хоть малейший намек на надежду.
«Скажем, мы планируем на все случаи жизни. Но мы слишком заглядываем в будущее, не так ли? Все, что вас сейчас должно волновать, - это то, что вы можете принести большую славу Отечеству. И никто никогда не сомневался в вашем патриотизме, господин адмирал. Никто.'
Крошечный луч гордости осветил душу Канариса.
Кросс сказал: «Ну, мне пора. Я пойду первым, если вы не возражаете.
«Если хочешь».
«Так что не могли бы вы сказать Man Friday, чтобы он ушел с верхней ступеньки?»
Канарис крикнул, и они услышали шарканье ног.
Кросс протянул руку, и на мгновение Канарис подумал: «Боже мой, мы собираемся пожать друг другу руки, как британцы», прежде чем сообразить, что Кроссу нужны его деньги. Это тоже было очень британским.
Положив в карман банкноты эскудо, Кросс ухмыльнулся, сказав: «Еще крупа для казино», и побежал по ступенькам по две за раз.
Канарис дал ему пару минут. Затем он услышал, как завелся мотоцикл; это должно быть было спрятано. Едете на мотоцикле в костюме? Ну что ж, Кросс не был обычным человеком.
Канарис поднялся по ступеням на солнечный свет и вдохнул свежий воздух, как если бы он был живительным кислородом.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
18 сентября 1941 года. В спецпоезде Черчилля.
«Итак, это сработало».
Черчилль, одетый в ярко-синий костюм с застежкой-сиреной и черно-золотые марокканские тапочки, с удовлетворением прочитал принесенный Синклер документ.
Это было от генерала Гастингса Исмэя, начальника штаба, до Черчилля в его качестве министра обороны.
Согласно полученной сегодня информации, Гитлер вчера отдал приказ о рассеянии вторжения флотом, обращенным к Британским островам. РАЗВЕДКА САМОЛЕТОВ СЕГОДНЯ СООБЩАЛА, ЧТО ЭТОТ ПРОЦЕСС УЖЕ НАЧАЛСЯ.
Источником первой информации, предположил Черчилль, был Ультра в Блетчли-парке. Именно Ультра расшифровала Директиву Гитлера № 16, подписанную 16 июля 1940 года, в которой объявлялись его планы вторжения.
Черчилль взглянул на Синклера. «Мой самый секретный источник?»
Синклер, одетый в твид и броги - он когда-нибудь носил что-нибудь еще? - кивнул. «Но некоторые корабли оставляют, чтобы можно было быстро собрать силы».
- Конечно, если мы нарушим свое обещание. Но хочется надеяться, что к тому времени будет уже слишком поздно ». Черчилль налил им виски и содовую и откинулся на спинку стула; ему нравились поезда, их щелкающий ритм, их поиск пищи, змеиный прогресс. Ему особенно понравился этот поезд, оборудованный кабинетом, кроватью, телефоном и, по его настоянию, ванной. «Капрал Гитлер должен держать пальцы на винтах, чтобы держать нас в очереди. Так что не ждите, что эта какофония затихнет, - показывая сигарой через затемненные окна и прислушиваясь к лаю зенитных орудий. «Он не смеет дать нам передышку. И, конечно, в какой-то степени я несу за это ответственность ». Он замолчал, когда меланхолия коснулась его эйфории.