*
Черчилль выделил час, чтобы обсудить с Синклером последние события в Лиссабоне.
В тот вечер заседания кабинета министров не было. В девять часов вечера он обедал с государственным секретарем по вопросам войны Энтони Иденом, который в конце тридцатых разделял свои взгляды против умиротворения, но он не сказал Идену о Лиссабоне. Между 7 и 7:45 у него была аудиенция у Короля, который недавно тренировался на стрельбище на территории Букингемского дворца на случай, если ему придется сойти с поля боя. Итак, он принял Синклера в восемь. Была холодная, ясная октябрьская ночь, и небо освещали лучи прожекторов, которые, казалось, шлифовали холодные звезды. Предупреждения о воздушном налете прозвучали одновременно с прибытием Синклера.
Синклер, который каждый раз больше походил на сурового шотландского лэрда, колебался в холле. «Разве мы не идем в пристройку?» - Правительственный квартал у ворот Стори, выходящий окнами на парк Сент-Джеймс, где была построена подземная, защищенная от бомб Военная комната.
Черчилль покачал головой. «Я терпеть не могу это место. В любом случае квартиры там еще не закончены, и жизнь здесь намного интереснее ».
Несколькими днями ранее Черчилль спас своих кухонных работников от вероятной смерти. Бомбы падали около № 10когда за обедом он внезапно вспомнил об огромном стеклянном окне на кухне. Он велел дворецкому поставить еду на плиту и отправил персонал в приют. Через несколько минут кухня была разрушена бомбой, окно разлетелось на смертоносные осколки стекла. Миссис Ландемар, повар, выразила раздражение по поводу беспорядка.
Черчилль взял Синклера за руку. «Я удивлен, что все это место не обрушилось. Ему 250 лет, и он был подброшен строителем по имени Даунинг. Джерри заканчивает работу Джерри, а? Он посмеялся. «Давай, дорогой мой, выпей грога, прежде чем мы приступим к работе».
Черчилль взял Синклера в свой кабинет. Мебель из красного дерева была покрыта белой пылью, сброшенной с потолка бомбой; занавески были задернуты через затемненные рамы и стальные ставни. Снаружи лаяли зенитные орудия; время от времени здание содрогалось от взрыва бомбы поблизости.
«У нас действительно есть некоторые комнаты, укрепленные деревянными подпорками, - сказал Черчилль, наливая им обеим виски. "Вот как это безопасно!"
«Я думаю, вам следует больше заботиться о себе, премьер-министр», - сказал Синклер, потягивая виски. «Вы в долгу перед людьми».
«Так что все мне говорят. Но люди хотят не этого Черчилля. Если я умру, они хотят, чтобы я был там, размахивая своей задницей на бомбардировщиков, а не прячусь в какой-нибудь кишащей крысами темнице. Он откинулся на спинку стула с красной обивкой. «А теперь расскажи мне о состоянии вечеринок в Лиссабоне».
*
Хоффман погладил полные прекрасные контуры ее тела, и, казалось, повсюду был ответ на его прикосновения. Движение, пульс, шевеление. И когда она прикоснулась к нему, он почувствовал, как его тело отреагировало с такой интенсивностью, в которую он не мог поверить.
Не то чтобы в их ласках было что-то поспешное. Напротив, это были предварительные, исследовательские подходы к предопределенному исполнению.
Ни один из них не предпринял никаких попыток доминировать. Он боялся, что в занятии любовью персонаж Рэйчел потребует самоутверждения; боялся, что из-за извращенности онпопытаться взять под контроль. Вместо этого они потянулись друг к другу и посмотрели друг другу в глаза.
Не было ни стыда, ни опыта, а только осознание. Естественная кульминация поцелуя двумя неделями ранее под оливковым деревом.
Когда они оба были готовы, она откинулась назад, и он толкнулся в нее, одновременно опускаясь, чтобы поцеловать ее; затем он снова приподнялся, пока она не вздохнула и внезапно не окликнула его по имени. Потом он был ниже нее, и она двигалась, и на этот раз он назвал ее имя ...
«Я люблю тебя», - сказал он, когда почувствовал, как дождь стучит в окно ее комнаты в «Авенида Палас», как поблизости бьют часы, как трепещут огни в люстре над ними.
«И я люблю тебя», - сказала она.
Но в ее голосе была грусть, и это напугало его.
*
Синклер сказал, что да, он был готов сделать следующий шаг; документы и лента были готовы - он похлопал по своему черному портфелю - и завтра их положат в дипломатическую сумку, чтобы отправить в Лиссабон. Их отдадут Кроссу; затем Рэйчел Кейзер показывала их Йозефу Хоффману.