«По крайней мере, у поляков всегда будет уголь», - сказал Кепа.
Он сидел спиной к стене, его раненая нога торчала перед ним, как запчасть. Их привезли к дому на фермерском грузовике, засыпанном сахарной свеклой. Их побег облегчил падающий снег, когда немцы начали разрушать деревню. Жительницы дома, чей муж был убит нацистами, вымыли и перевязали рану Кепы.
'А что насчет других?' - спросил Хоффман.
«Каждый из них знал, куда идти. Многие из них уже были мертвы ».
«Неужели это сопротивление того стоит? Вы теряете так много мужчин. Теперь немцы наказывают невиновных ».
«Мы все были невиновны», - сказал Кепа, чувствуя свою рану через повязку. «Мы все были наказаны. Все, что у нас осталось, это честь. Мы должны показать фритам, что у нас еще есть мячи. Вы знаете, что я видел, как всадники Поморской армии нападали на танки Гудериана и бросали их в тупик? Заметьте, ненадолго, но они сражались, эти кавалеристы, и мы должны убедиться, что они сражались не зря.
Женщина вошла в подвал и поставила тушенку на костер, который она разожгла. «Никакого дыма», - объяснила она, когда Хоффман указал на сверкающие груды угля.
Запах тушеного мяса до них сразу же дошел. Хоффман понял, что голоден.
«Картофельные шкурки», - сказала она. «Очень хорошо для вас. И свеклу, и морковь, и немного мяса, только не спрашивайте, откуда оно взялось ».
Она была одета в черное, с пассивным лицом, с огромной грудью и красным шарфом, повязанным вокруг ее волос. Ее лицо было покрыто угольной пылью, Кепа и Хоффман были покрыты ею.
Кепа облизнул губы и сказал Хоффману: «Ты должен понять, что мы ко всему этому привыкли. Это наше наследие. Мы никогда не ссоримся: мы сопротивляемся. В восемнадцатом веке мы потеряли всю страну в пользу России, Австрии и Пруссии. Затем Наполеон создалВаршавское герцогство. Затем русские снова пришли после поражения Наполеона. Они называли это Королевство Польское. Но к концу прошлой войны мы снова вернулись в расчет с собственной страной. До прошлого года. Теперь мы снова здесь, сопротивляемся ».
Хоффман протянул глиняную миску, в которую женщина налила тушеное мясо; он был тонким, но имел приятный и крепкий вкус.
«Перечная водка», - объяснила она, глядя, как Кепа грызет волка. Она посмотрела на него с нежностью, но в этом взгляде не было ничего материнского, и Хоффман подумал, было ли что-то между ними когда-то, давным-давно, и что, хотя они оба были прилично женаты, от этого еще осталось немного.
«А как насчет женщин и детей?» Хоффман настаивал. «Им будет больно из-за того, что произошло сегодня. Может, заберут, может, потеряют мужа, отцов… Стоит ли? »
«Если бы вы могли спросить их, - сказал Кепа, шумно потягивая из ложки, - они ответили бы вам« да ». Как они говорили таким людям, как вы, на протяжении всей истории Польши ».
Хоффман отказался от ответа, но не был уверен, что Кепа прав. История, предмет Кепы, судя по всему, звенела громкими криками героев, которые привели к своей смерти людей, не желавших иметь ничего общего со славой. Именно историки помогли сделать пацифизм преступлением.
А вы кто такой, Виктор Головин, чтобы говорить о пацифизме? Вы, радовавшиеся убийствам.
Кепа сказал: «Почему бы тебе не спросить ее, что она думает?» указывая на женщину.
«Я знаю только, - сказала она, - что война меняет всех».
«Это открывает чувства», - сказал Кепа. «Вы забываете, что я был школьным учителем. Полагаю, я так долго преподавал историю, что, когда пришло время, знал, что делать ».
«Когда пришло время, - сказала женщина, - о тебе никогда не было вопросов».
«И ты», - сказал Кепа, и снова Хоффман почувствовал чувство между ними.
- Но… - начал Хоффман, но его прервал стук в дверь наверху. Женщина двигалась быстро для своего роста. Она вылила воду на уголь и накрыла тушенку и тарелки мешковиной. «Накройте себя углем, - сказала она.
Она поднялась по лестнице и исчезла через люк, отбросив лестницу из-под себя.
Но углем не засыпались. Кепа сказал, что немцы сначала обыщут дом. «Если они придут сюда…» Он поднял пистолет, лежащий рядом с ним.
Они слушали топот ног.
«Один человек», - сказал Кепа.