Ежедневные десять минут утреннего блаженства Томаса закончились какофонией клаксонов, когда снова зазвонил будильник. Он ненавидел его больше, чем солнечные вспышки.
Доктор Пейдж пришла с завтраком, как раз вовремя. Как давно он знает эту женщину? Конечно, дольше, чем его собственная мама. По годам. И сегодня он мог прочесть что-то другое в ее манерах, в ее улыбке. Боль за ярким интеллектом, который всегда был в ее глазах.
Он хотел спросить ее, что случилось, но их отношения так и не восстановились после того, что ПОРОК сделал с Минхо. Тем не менее, из всех людей, которые там работали, в любом качестве, доктор Пейдж была тем, кого он любил больше всего, и ему приходилось бороться, чтобы сохранить между ними хоть какую-то стену. Хотя это была очень тонкая стена, и цемент, скреплявший ее, начал крошиться.
— Как мы сегодня? — спросила она, когда поставила завтрак на стол. — Сегодня рабочий день, верно?
Томас кивнул и сел есть. Обычно они немного разговаривали о том, как идут тесты, его занятия, успехи в лабиринтах и т. д. Но прежде чем Томас успел откусить кусочек яичницы, доктор Пейдж направилась к двери. Она уже открыла дверь и собиралась выйти в коридор, когда Томас остановил ее.
— Привет, — сказал он. — Можете ли вы вернуться на секунду?
Она сделала паузу и тяжело вздохнула. Но потом она закрыла дверь, вернулась к столу и села на другой стул. Она посмотрела на него печальными глазами.
Томас ничего не мог с собой поделать — любопытство всегда побеждало.
— Я не собирался спрашивать, — сказал он, — но… что-то не так? — В течение долгого времени он был напуган. Что, если один из его друзей умер? Но только не Тереза. Он определенно почувствовал бы ее отсутствие или ее последние минуты. У него наверняка была бы какая-то зацепка.
— Томас… — начала доктор Пейдж. Она оглядела комнату, как будто могла буквально найти слова, написанные на стенах. — Мы очень близки к тому, чтобы отправить субъектов в лабиринты. Она тихонько рассмеялась и снова встретилась с ним взглядом. — Ну, это ты знаешь лучше, чем кто-либо другой. Как там продвигается ваша работа?
Она имела в виду усилия и его, и Терезы, в пещере лабиринта.
— Все идет нормально. Довольно весело. Я не знаю.
— Похоже, ты не в восторге.
— Просто мне было трудно пережить некоторые вещи. Есть секреты — вещи, которые вы скрывали от нас. Некоторые из них просто не кажутся правильными. И люди могут быть лучше. Такие как Рэндалл, как Рамирес, доктор Ливитт. Мне было приятно снять камень с души.
Она скрестила ноги и посмотрела на него с искренним беспокойством.
— Не знаю, поверишь ли ты мне, Томас, но я и сама с этим сталкивалась. Я могла бы предложить тебе извинения — но, полагаю, это не то, что ты хочешь услышать.
Томас покачал головой.
— Даже то, что вы называете нас субъектами. Я имею в виду, что мы люди, а не кучка мышей. Его голос стал немного тверже, но Пейдж сохраняла спокойствие, кивая, как будто все поняла.
— Я думаю, это сводится к двум вещам, — сказала она. — Во-первых, даже если все, что мы делаем в данный момент, ведет к испытаниям лабиринта, это не значит, что Мозгачи не искали иной возможности для поиска паттернов зоны поражения. Я уверена, что каждая секунда каждого дня имеет значение, ты понимаешь. Только за то время, что мы говорили сегодня утром, сколько сотен или тысяч людей поймали вспышку там, в мире? Сколько их погибло?
— Значит, твое решение… вымещать это на детях? — спросил Томас, хотя и понимал, что это глупо. Эти люди спасли их от почти неминуемой гибели.
На лице доктора Пейдж вспыхнул гнев.
— Это жестокий, жестокий вирус, с которым нужно бороться… используя резкую и жестокую волю, Томас. Если бы ты только… перестал думать о том, как тебе тяжело. Ты даже не представляешь… — она запнулась, и на ее лице появилось выражение сожаления. — Мне очень жаль. Мне… очень жаль. Правду просто чертовски трудно говорить.
Она встала, ее глаза увлажнились от слез. Казалось, она вот-вот скажет что-то еще, но потом повернулась к нему спиной и вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Глава 29
228.04.3 | 08:04
Томас задел её за живое. Он заставил ее говорить честнее, чем когда-либо прежде, и не собирался упускать такую возможность, как бы его ни удивило ее внезапное проявление эмоций. Он встал и пошел за ней.
Она быстро шла по коридору, почти бегом, так что ему пришлось бежать, чтобы догнать ее. Он схватил ее за руку, чтобы остановить.
Она отпрянула от него, сделала шаг назад, пока не уперлась в стену. Тяжело дыша, она посмотрела на него с чем-то вроде отвращения. Ее глаза на мгновение вспыхнули гневом. Но потом все растаяло, и она снова стала прежним доктором Пейдж, которую он всегда знал. Заботливый, добрый доктор Пейдж. Хотя печаль, написанная на ее лице, почти заставила Томаса извиниться и вернуться в свою комнату.
— Что происходит? — спросил он. — О чем ты умалчиваешь? — Когда она просто покачала головой, он продолжил. — Каждый день я хожу туда и делаю твой гигантский лабиринт ближе к тестовой готовности. Я не ною и не жалуюсь, я просто делаю это. Я вкалываю как проклятый, и Тереза тоже. Мы оба знаем, каковы ставки.
Доктор Пейдж кивнула.
— Да… Ты прав. Извини.
— Но именно об этом я и говорю, — продолжал он. — Поскольку нам пришлось быстро повзрослеть, мы заслуживаем, чтобы с нами обращались как со взрослыми. Не как к младенцам, не как к мышам в клетке, не как к идиотам. Мы все хотим одного и того же. Почему с нами нельзя обращаться как с партнерами, а не как с… субъектам? Минхо, Алби, Ньют — все, кого я здесь знаю, были бы намного более сговорчивы, если бы вы проявили немного уважения.
Доктор Пейдж оправилась от того, что застало ее врасплох. Теперь она стояла высокая и безмятежная, как всегда, сложив руки на груди и устремив на него острый взгляд.
— Послушай меня. Вернувшись в твою комнату, я сказала тебе, что все сводится к двум вопросам. Во-первых, некоторые из этих эпизодов того, что вы называете жестокостью, на самом деле были спланированы псииками. Это способы стимулировать мозговые структуры, прежде чем мы перейдем к большим тестам внутри лабиринтов. Хорошо?
Нет, не хорошо. Томасу это не понравилось, хотя, по крайней мере, это было объяснение.
— Хорошо. И второе?
— Эти люди выжили, Томас. Я знаю, что вы были молоды — ужасно молоды, но вы, конечно, помните ужасное состояние мира после того, как вирус распространился и достиг нас здесь. Все должно было быть не так…
Она замолчала, и что-то в ее глазах подсказало Томасу, что она сказала то, чего не хотела.
— Но моя точка зрения… мир стал местом ужаса, смерти и безумия. По природе… по определению… любой, кто пережил эти первые волны абсолютного ужаса, должен был быть немного ожесточен. Жестче, чем обычно. Это то, что помогло им выжить. Слабые — они либо умерли, либо скоро умрут.