И явился Сын Человеческий вновь, и была с Ним Мария Магдалина, и опирался Он на плечи ей, ибо не держали ноги израненные Его. И сказал Иисус неверному Фоме: «Вот Я; веришь ли, чадо?» И возрадовался Фома, и славил Господа Иисуса Христа.
И явился Сын Человеческий в другой раз ученикам Своим на пути в Галилею, как и предрекал, и говорил с ними. И пошли одиннадцать в разные пределы проповедовать учение Его, как разумели, а пес Господень Фома не мог отлепиться сердцем от Сына Человеческого и следовал по путям Его.
И всюду в восточных пределах и в стране персидской, и других землях встречал свидетельства о Иисусе Христе, что был там, и утешал многих, и исцелял болезни разные, и предрекал приближение Царствия Небесного на земле. И имя Ему там было Исса, и была с Ним Мария Магдалина. И пришел раб Его неверный Фома в страну индийскую, и дошел до пределов тибетских, и…
Чистый и высокий юношеский голос, нараспев читающий древний текст, внезапно оборвался.
В наступившей тишине они явственно услышали смертельную ноту, пропетую спущенной тугой тетивой, и короткий свист стрелы. Зазубренный металлический наконечник, прорвав ветхий коричневый хитон, вошел невысокому худому человеку чуть правее и ниже левой лопатки и, преодолев сопротивление тканей и сердечной мышцы, застрял в пергаментном свитке, спрятанном под одеждой на обожженной солнцем худой безволосой груди.
Стоявший на коленях маленький человек повалился вперед. Испуганная его падением, юркнувшая под камень крохотная черная ящерица, часто подрагивая тонким хвостом и несмело выглядывая из своего укрытия, могла видеть, как на перепачканном дорожной пылью поросшем юношеской редкой бороденкой лице тихо угасала мягкая улыбка совершенно счастливого человека…
Николай нащупал пальцами неровные края небольшого рваного отверстия — самой последней точки незаконченного Евангелия от Фомы — и придвинулся поближе к огню костра, чтобы рассмотреть пергаментный свиток.
Они разглядывали размытый бледно-розовый контур вокруг рваной раны, и древняя кожа пергамента в этом месте еще была влажной от пролитой почти две тысячи лет назад крови. Почему-то это не удивляло.
Николай вспомнил:
— По преданию, один из двенадцати — апостол Фома — был убит стрелой в паломническом путешествии в Индию.
— Подожди-ка, тут что-то еще… — Анна взяла из его рук не до конца развернутый пергамент.
На полированном нефритовом стержне оставался еще один виток. Свиток развернулся, и они увидели на желтоватой коже отпечаток человеческой руки, настолько четкий, что на подушечках пальцев легко различались линии папиллярного рисунка.
На ладони, ближе к запястью, кровавой розой проступал стигмат — рана от большого гвоздя, какими руки распятого прибивали к кресту. А ниже — черной тушью, каллиграфически правильными арамейскими буквами — надпись.
На этот раз не звучал голос, просто Анна и Николай понимали написанное, а как — Бог весть…
Просите, и дано будет вам, ищите и найдете, стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
Чуть касаясь пальцами контура ладони на пергаменте, Анна задумчиво спросила:
— Так, значит, Фома все-таки нашел Иисуса?
— Может быть. Но, похоже, знать нам этого — не дано. А может быть, Евангелие уже после гибели Фомы неведомыми путями попало к Христу.
— Да это, наверное, и не важно. Главное, вот он, отпечаток ладони Иисуса. — Анна говорила лихорадочно, в глазах плясали отблески костра. — Слушай, это же сенсация из сенсаций. Конечно, заставить людей в это поверить будет сложно, но ведь мы с тобой профессионалы и обязательно справимся. Этот пергамент может изменить мир.
— Нет, Анютка, это вряд ли, да и я думаю, что никто, кроме нас двоих, его в ближайшем будущем не увидит. Потому что не нам решать судьбу свитка, — сказал Николай, внимательно вглядываясь в ее лицо.
— Как не увидят, что ты говоришь?! Мы обязательно должны рассказать миру об этом Евангелии! Ведь сколько людей, узнав о его существовании, смогут поверить и стать лучше и счастливее. Ради того, чтобы оно стало известно, погиб мой дед — и, даже не говоря о прочем, только в память о нем, я обязана добиться публичной огласки. — Николай что-то попытался сказать, но она жестом остановила его и, почти высокомерно, закончила: — И я непременно сделаю это, с тобой или без тебя.