Он накрыл на стол, разложил по тарелкам гювеч, но так и не притронулся к нему. Несмотря на сногсшибательный аромат мяса и баклажан есть ему не хотелось. Он пошел в комнату младшей дочери, чтобы позвать ее к ужину. Бело-розовая комната, которую профессор воссоздал по памяти. Он сел на аккуратно заправленную кровать и заплакал. Сдержанно. По-мужски. Он с годами прожил все оттенки слова «никогда». Никогда он не погладит ее задорных непослушных кудряшек, никогда не услышит, как она звонко смеется. Никогда не увидит, как она сладко засыпает, посапывая, как испарина проступает на ее ресницах. Никогда не обнять, никогда, никогда, никогда….Ни ее, ни жену, ни других детей. Зачем Бог придумал это слово, в котором столько может быть боли, безысходности, столько человеческого страдания. «Никогда». Он устало уснул в комнате своей младшей дочери. Догра погружался в один и тот же кошмар уже много лет. И сегодня ему приснился тот же сон. Он видел его достаточно четко.
«Ему не спалось. Не то чтобы он не устал, отработав весь день на стройке, а просто не спалось по непонятным причинам. Какие-то жужжащие мысли о работе наслаивались одна на другую. Мысли о предстоящих родах жены, об успехах сына в школе, о вопросе дочери, на который он отмахнулся и даже не понял, что она спросила, заканчивая игру на телефоне, о погоде какой-то странной.. Эта мешанина мыслей не давала уснуть. Он то проваливался в поверхностный сон, то снова бодрствовал. Жена проснулась в очередное его вошканье по кровати и пожаловалась, что у нее кружится голова. Понятное дело. Беременность ее проходила не просто. Несмотря на ее молодой возраст и отменное здоровье вынашивать двойню: пятого и шестого ребенка и быть на сносях все же не просто. Она начала медленно сползать с кровати:
– Ты куда? – спросил он, пытаясь устроиться удобнее.
– В горле пересохло. Пить хочу.
Она встала с кровати и пошатнувшись ухватилась за комод. Наверху у соседей что-то грохнулось на пол:
– Бля…, чего им-то не спится? – пробубнил он раздраженно.
Жена снова пошатнулась и ухватилась за косяк двери.
Он почувствовал какую-то тревогу внутри. Зазвенела люстра. Упала большая ваза с цветами на пол и разбилась.
«Аллахым, – заорал он, – депрем. (Господи Боже, землетрясение)»
Он соскочил с кровати и начал врываться в комнаты детей, не церемонясь.
«Осман! Эмиркан! Мухаммед! Айше! Чёджуклаааарым, депрем, калк, калк! Аллахым!!!! Аллахым!!!! (дети мои, землетрясение, вставайте, вставайте. Господи Боже мой, Господи) – орал он почти звериным рыком, но ему казалось, что он не может выдавить из себя ни звука.
Он почти выбил дверь в спальню Айше – бело-розовую комнатку. В это время проводка заискрила и массивный кусок бетона, откололся от перекрытия и раздробил голову его младшей дочери. Девочке было 2 года. Он импульсивно бросился на помощь, но сделав шаг, увидел как будто в замедленной съемке, что второй кусок начал выламываться из стены, направляясь в его сторону. Какой-то здравый смысл сковал его движения и оставил в дверном проеме. Он хотел двинуться на помощь своей жене, у которой от стресса начались преждевременные роды. Она ползла по коридору на четвереньках к нему, протягивая руки и не в силах встать. Ее лицо освещалось вспышками от замыкания проводки. Он видел и чувствовал этот животный страх перед смертью. В прошлом, будучи солдатом, он видел смерть в лицо. Но одно дело, когда война и ты знаешь врага, а другое дело, когда это что-то необъяснимо мощное и непредсказуемое настроено против тебя. Большой кусок бетона вывалился из перекрытия и отрезал ему все пути. Бетонная тюрьма. Пыль забивала глаза и нос. Невозможно было нормально видеть и дышать. В следующее мгновение он ощутил резкий толчок, мощнее, чем до этого и что-то острое и тяжелое лишило его сознания»
Один и тот же сон он видел уже на протяжении тридцати лет.
Кахраманмараш. 6 февраля. 2023г.
Место и день его самой большой беды. Сердце – незаживающая кровоточащая рана, которую до сих пор ковыряли вина, обида, бессилие и злость. Он с семьей жил на пятом этаже в элитном доме, который был построен совсем недавно и гарантировал очень высокий запас прочности при землетрясении. Но в мире нет гарантий. В мире, где процветает алчность, вранье, воровство, нет гарантий. Любая страна, любая нация подвержена этой язве, которая разъедает постепенно, пока ее последствия не станут разрушительными и очевидными. Он не хотел разбираться, кто виноват в том, что дом не выдержал обещанного запаса прочности. Что дома не стало за считанные минуты. Псевдо элитарность не смогла противостоять стихии. Его семьи не стало. Он видел смерть лицом к лицу. И это были любимые лица… По какой-то неведомой ему причине он остался жить. Его извлекли из-под завалов спасатели на четвёртый день после землетрясения. Затем неделя в реанимации. Врачи боролись за его жизнь, а ему хотелось только одного. Умереть. Зачем жить он не понимал.