О, эта самоуверенность! Каков?!
Пыталась возмутиться и не могла. К собственному огорчению, ей нравилось в нем даже это. Хоть плачь! «Глупа»? Он прав. Ведь он не Чиж, не Тео — надменный, подлый и самовлюбленный эгоист, убийца беспринципный! Но черт бы всех побрал в этом мире, до чего влечет к нему! Влечет, как к Николаю, и все преграды кажутся пустыми!
Арлан медленно, словно нарочно тянул время, спускаясь вниз. Стася заметила в руках одного молодого рабочего нож. Взгляд мужчины на лорда был однозначен. Миг все решил. Русанова без раздумий прыгнула из своего укрытия на ступени, надеясь упредить Арлана, мужчина же метнулся к лорду с ножом. Лорд, не глядя, уклонился и развернулся. Одна рука схватила руку мужчины, и ударила ее о стену, заставляя разжаться и выронить оружие. Другая кинула Стасю к стене и прижала за горло предплечьем. При этом на женщину он и не смотрел — в упор глядел на напавшего:
— Что же вам неймется, Константин?
Тот зло скривился, но промолчал. Арлан ногой поддел клинок, подбросил и виртуозно поймал его. Русановой показалось, что он сейчас войдет в грудину Константина, но лезвие сверкнуло и ушло за пояс лорда.
— Идите, глупец. Еще раз нападете и не родитесь вовсе, — пообещал спокойно. И отпустил.
Стася ничего не понимала — смотрела на согнутые плечи мужчины, что нехотя покидал двор, и думала: откуда что взялось? Убийца, проявивший милосердье? Тогда он ангел, а она Мадонна!
— Ошибка: я не то и не другое, как и вы, — протянул Арлан, с насмешкой глядя в глаза Стаси. — Вы, видно, одичали, дор-рогая, раз позабыли осторожность. Куда вас понесло? На острие кинжала? Вы изобретательны, отдаю вам должное. Но этот вариант уйти от меня не для вас.
Она бы могла опровергнуть его уверенную речь, развеять сомнения, сказать что-нибудь едкое или дерзкое, но отчего-то слова вымолвить не смогла. Она смотрела в его глаза и видела Чижа. И словно провалилась в безвременье, вычеркнув прошлое, тот отрезок, что в этом мире провела. Он жив был, он жил и здравствовал. Вот он, лишь руку протяни, дотронься. Убедись и избавься от тоски, что душу выжгла — он жив. Он. Коля. Чиж. Любимый…
— Ах, что за наряд! — он рассмеялся. — Дор-рогая, я вам говорил, что мужской наряд вам не идет, и вы послушались! Скорбите о пропавшей брачной ночи? Желаете меня соблазнить? — прижал к стене. И встрепенуться бы, оттолкнуть, но Стася будто не только онемела, но и сил лишилась. Его руки стиснули ее за талию так крепко, властно и все ж не грубо, что и желанья нет отпор дать.
— О, да вы никак и, правда, думаете соблазнить? — почти прошептал в лицо ей. Губы близко и запах от него дурманный, сладкий, что кругом голова и пелена перед глазами.
Арлан нахмурился — что-то в ней не так.
— Что с вами? Решили, я прощу вам ваши преступленья, куплюсь на милую игру и все забуду?
Кого он спрашивал? Скорей себя.
— Вы пытаетесь сыграть ее? Расчетливо. Но вы — она, что небо и земля, — взгляд изменился, стал колючим как пурга. — Из-за нее я бы забыл вам все, но вы ее убрали от меня и даже там не дали нам соединиться. Вам нужно было вмешиваться в ход событий и карты тасовать, как вам угодно! — цедил слова, сжимая Стасе уже горло. — Вы не оставили мне выбора, я уничтожу вас, пойду против себя и всех законов бытия, но может быть тогда она вернется и вы уйдете навсегда. Довольно вы куражились, пора платить! Сюда!!! — как громом громыхнул. Сбежались слуги и Арлан кинул в ноги своих псов женщину. — На цепь ее!
И дальше двинулся, как будто ничего не случилось. На лошадь сел, что Том придерживал, и черным вихрем из замка понеслась эскадра. Куда, зачем — гадать не надо. Опять за жертвами, опять свой мрачный урожай собирать.
А Стасю притащили на площадь и посадили на цепь у той стелы, что она видела, входя в замок.
Солнце становилось все ярче и жарче. Железо, стянувшее горло и руки, накалялось и кожу плавило. К чему, зачем такие муки, ей было не понять. Она и не пыталась — лежала и смотрела в небо, а видела себя, капитана «зеленых», которая в каких только переделках не была, а жизнь заканчивает глупо и бездарно на мостовой в каком-то сумасшедшем мире, где словно тень и свет сошлись добро и зло, и спутались, смешались.
И видела бледный круг, что звал ее уже который день. Он все ближе, Стасе все спокойней, а на душе все тише и уютней.
А перед смертью, говорят, ты видишь то, что сделала, и то, что не успела. И продолжаешь бег, не понимая, что упал.
Арлан вернулся под вечер. Промчался по площади и, соскочив с коня, кинул поводья Тому. В замок двинулся, но остановился, замер, прислушиваясь и не слыша привычного хоровода мыслей. Ушла? Абсурд.
Развернулся, посмотрел на стелу и рванул к ней. Йохан, заподозрив неладное, ринулся за ним.
Арлан навис над женщиной, не веря своим глазам: мертва? Не может быть. Выходит, он ошибся? Он сам, своими же руками поставил точку там, где должна была начаться новая страница?
— Играет, — прошептал пораженный Йохан. Лорд глянул на него, как будто тот сошел с ума, и склонился над женщиной, осторожно заглянул в глаза: мертвы. В них пустоты безбрежность и тишина.
— Когда? — прохрипел, холодея.
— Да-а… давно лежит…
— А-ааа!! — взметнулось в небо — лорд взвыл, оскалившись. Все эта ведьма, и уничтоженная куражится. — Не дам!!
Припал к губам, возвращая душу.
Его вина — ему платить.
Стасю, как с обрыва в воду скинули — вздохнула с хрипом, зрачки запульсировали, огромные стали, забилась, замычала, возмущаясь, еще не понимая, что творят, но было жаль покинутое лоно, то белое пятно, в котором уж плыла, не зная ни тревог, ни боли. А тут обратно, вниз! Не надо!
Мужчина схватил ее и сжал, не давая вырваться.
— Сколько ты здесь? Сколько? — требовал ответа Арлан, сжимая ладонью ее щеку. И видел — не понимает, не слышит — далека. И вновь припал к губам.
Стасе стало тяжело, полет закончился и слышно было сердца стук, боль появилась в шее и руках.
— Снимите цепь!
Ее освободили. Арлан прижал ее к груди:
— Скажи, сколько дней ты здесь?
Почему ему это так важно?
— Скажи же, не упрямься! Хотя бы больше сорока?
Она нахмурилась — сто раз за этот срок скончаться можно.
— Не-ет… Намного меньше? Намного?
Что же ты пристал? Чего ты хочешь?
Он сник, как будто что-то потерял, и сжал ее так крепко, что она невольно застонала.
— Но хоть не меньше двенадцати?… Не-ет… Ты ж совсем еще дитя. А я не видел… Прости, — губами нежно к щеке прикоснулся, ко лбу, к губам.
Ну, надо же? — почти удивилась и вздохнула. Пятно опять увидела и поплыла к нему. А он не дал, накрыл губы губами, но не целовал, а будто наливал тело свинцом. Потом схватил на руки и понес куда-то.
— Плевать на все! Не отпущу! — почти что прокричал, укладывая женщину на постель. Русанова не слышала. Звон стоял в ушах, приятный, как мелодия чудес. И то пятно перед глазами, то Чиж — Арлан, а она меж ними плавала. И будто мяч билась о землю — его губы и взлетала ввысь — к манящему кругу.
Стася очнулась от треска дров в камине и приподнялась, села, с недоумением разглядывая спину мужчины: белую рубаху с широкими рукавами, волосы, лежащие на плечах.
Николай?
— Стася? — он повернулся, улыбнулся чуть виновато. Прошел к постели и присел на край. — Как дела? — взгляд, словно сканинг пробежал по телу от макушки до пят.
— Стася? Уже не Стесси?
— Обвиняешь? Я заслужил. Подумать только — одна буква. А за ней целый мир. Знаю, не говори, — приложил палец к ее губам, пресекая желание высказаться. Погладил щеку, любуясь. — Виноват… Не захотел, не видел, а ведь заподозрил. Как странно, правда? Один промах, досадное недоразумение, а за ним, как ком снега, катится беда. И цепь событий складывается из просчета, такая что подумать невозможно. Тот ком пустила Стесси, а мне теперь приходиться катить его обратно, в гору. Не понимаешь? — улыбнулся. — Ты еще дитя.