— Кислоту в вино подлил. Кир робот. Как тот узнал?
Виваче засмеялся, качаясь на плече, как попугай:
— Ай, не могу! — захрипел и ринулся на дорогу. Хлопнулся на спину, раскинув крылья по беттапластику. — Ай, уморила! Кхва-ха-ха! Робота! Убил! Кислота! А-а, ха!
Стася чуть не пнула в сердцах насмешника:
— Кир мой товарищ! А твой… сволочь!
— Ну, и манеры, — перестав смеяться, поднялся ворон и заковылял по дороге. — Где ты нахваталась таких слов?
— Я бы еще грубее сказала.
— Ох! Не порти мой слух. И Теодору будет не по нраву услыхать эпитет, что ты ему дала. Он умница, мастер своего дела…
— Заплечных дел?! Как Йохан, Арлан и их свора?! — разозлилась. — Убийцы! Жизнь для них, что трава!
— Ой, и глупа ты, жена Николаса. Они не убивают, а рождают. Здешних не так-то просто вытолкать отсюда. Это — Родина, а с нее только с ностальгией, это, доложу тебе, ой, как невесело. Никто сам желания уйти не проявляет, а надо. Вот и выпихивают их. Дядя твой за сопровождение отвечает, а Арлан за зрелость уходящих. К чему плоды незрелые с деревьев резать? А переспеют — могут зачервиветь, сгнить. Стесси всегда до «червоточины» ждала, фу! На что, тебя возьми, и то с трудом ушла и до сих пор в сомнениях: а не вернуться ли обратно в объятья мужа? Злишься, но искусственно, так проще, да, себе противиться?
— Ты ничего не понимаешь… и что за ерунда — "помогают рождаться"? Убивая?
— Отправляя за продолжением себя. Здесь все отлично, но дети не рождаются. Н-да, увы. Приходится их отправлять, когда готовы. Как урожай, ага, доспели — вперед. А некоторые спеют долго. Ты вон, смотрю, вовсе не уйдешь. Пока сообразишь да примешь, пока Арлан… А, не отпустит, вцепился. Н-да, вот и сопровождай вас здесь и там. «Псы», говоришь? Они сопровождающие. Между прочим, неблагодарное занятие. На меня посмотри, где благодарность от таких, как ты? Какое там «спасибо», хоть бы вздор не мололи и слов изысканных, ругательств позабыли из-за приличия. Да, как же!
Стася бледнела с каждым словом, шаг тяжелее стал, ленивей.
— Йохан сопровождает там, ты со своими друзьями здесь…
— Не только я, и не сопровождаю, а помогаю себя вспомнить.
— Себя? — как эхо, повторила и почувствовала панику.
— О, дошло! Ну, поздравляю! Ты побила все рекорды!
— Молчи, — просипела. Вкупе с его словами открывшееся ее взору вовсе подкосило и одарило пониманьем. Жутким.
Навстречу им шла группа патруля в полной экипировке, купол Центра сверкал на солнце километрах в двух за спинами ребят. Но это ерунда — среди «зеленых» вторым шел Гоблин.
Она не могла спутать его, не могла помыслить, что он привиделся, но он же мертв!
Русанова застыла, чувствуя, как мурашками озноба проникает не то что в тело, в душу страх.
— Ренат? — прошептала, когда патрульные поровнялись с ней. Все, как один, улыбками приветствуя женщину. Ренат же вовсе засиял, рванул из строя, обнял ошарашенную Стасю и закружил:
— Стаська!!
А у нее слов нет: в горле ком, в голове сумбур.
Нет… Гоблин? Погибший из-за нее товарищ?
— Рад тебя видеть! — встряхнул ее, сияя улыбкой. Ничуть не изменился: лицо, фигура, даже прическа, манеры, но… улыбка красила его, была проста, естественна, тогда как в свое время он редко улыбался, был неразговорчив и сух.
— Ты?
— Ну, я же, я! Ты к нам? — поправил лямку РД. — Слушай, — протянул, оглядываясь на удаляющихся товарищей. — Ты к нам просись. Седьмая группа, как раз не хватает шестой.
Она не понимала, она не верила ему, себе, своим глазам, ушам:
— Ренат, ты мертв! Погиб!!…
Мужчина мягко улыбнулся и погладил ее по голове, как маленькую девочку:
— Кто это сказал, лейтенант?
— Я видела, я там была. Детонатор. Ты взорвал его, отослав меня… Ренат, я сплю? Это ты? Как это может быть?
Мужчина отвернулся, улыбка стала еще мягче и чуть печальнее:
— Друг Виваче, опять ты на посту? — спросил тихо у Ворона. Тот крылья расправил и опять сложил:
— Р-рработа такая. Ходите тут понимашь, мне покоя не даете.
— Без тебя б мне было плохо. Ты слушайся его, Стася, подожди меня. Мы скоро, — обратился к женщине.
— Ты мертв, Ренат! А я…
И смолкла пораженная, отшатнулась:
— Нет.
Мужчина посмотрел на нее, и не было во взгляде грусти или печали, сочувствия — спокойствие и безмятежность:
— Ты здесь недавно, еще шарахаешься от слова смерть. Смешно, — улыбнулся широко. — Эх, Стаська! Жизнь бесконечна и не кончается, поверь. А смерти вовсе нет в том плане, что мы думали. Есть переходы. Кому как не тебе знать как это. Считай, что шагнула на «зеленку» в другую плоскость.
— Нет, — замотала головой. — Я видела ребят! Я была с Киром! Меня отправили сюда! Нет!
Кого она убеждала? И поняла, поникла:
— Не-еет…
— Мы не приходим сюда одни, не остаемся одни и не уходим в одиночестве. С нами всегда кто-то, кому мы доверяем, кто нам подмога. У тебя получился Кир, у меня был Вальтер. Помнишь его?
— Нет, — покачала головой, уныло глядя на товарища. — Но я видел своих, кого помню.
— Во сне ребят видела? Уникальная вещь, не надо боксов — ушел и встретился с кем захотел. Но ты их не тревожь, и лучше бы они тебя тоже не тревожили. Не надо. Это плохо. Тяжело и им, и нам от того. Каждому свое, понимаешь? Не стоит звать сюда, и нам туда до срока не нужно. Всему свой час, патрульная. А в общем, все точно так же, как дома, быстро привыкнешь. Главное понять, что ты немного изменился, а дальше — проще. Николай-то как? Я слышал, Арлан вернул себе себя, еще подумал, скоро и ты появишься. И надо же — встретил!
Стася осела на дорогу, не чувствуя себя.
— Что ты, сестренка? — улыбнулся ей Ренат, потрепал по плечу. — Держись. Сначала тяжело, непонятно, потом так здорово, легко, свободно, что ни за что на свете не променять.
— Болтун, — вздохнул Виваче и защелкал клювом, словно призывал кого. А Стасе все равно. Она сидела и тупо смотрела на край бетонки, траву, лесок, но ничего не видела.
— Я побежал. Жаль, не могу остаться. Ты двигай в Центр, там встретимся, посидим, поговорим. Лады?
— Центр?…
— Конечно. Вон он! Седьмая группа!
Женщина с трудом подняла голову, уставилась на него и увидела, как он тает, размывается силуэт и вот нет никого.
— Своих догнал, — пояснила птица. Лучше бы молчала!
— Уйди, — прошептала, стряхивая Виваче с плеча, легла на дорогу и уставилась в небо: есть оно или нет, ей было все равно, апатия напала. А в голове щелчок и кадр перед глазами поплыл, как облака:
"— Ты хоть поняла, что дома была? — спросил ее Кир, открывая перед ней дверь.
— Честно? Нет. Да и что такое дом, Кир? Люди и места, к которым прикипел сердцем, с которыми осталась частичка себя.
— Хочешь сказать, что твой дом и там, и здесь?
— Именно. Там остался Тео, и я с ним. Здесь Чиж, ребята, и я остаюсь с ними, куда бы не ушла".
— Я осталась с ними, хоть и ушла… Я мертва, — прошептала. Но не верилось, бунтовало все внутри, логика шалила, разум отказывался принять вердикт, который объяснял то, что было Стасе не понятно. Теперь все встало на свои места. — Мертва…
— Стесси? — озабоченно позвал ее Арлан, присев на корточки рядом. Она не удивилась его явлению, уставилась огромными от осознания зрачками:
— Я умерла, ты мне грезишься.
— Это как посмотреть, родная.
— Ты знал.
Он улыбнулся:
— Конечно.
— Молчал.
— Твой путь, и ты его прошла. Сама должна была понять, принять. Скажи я — не поверила бы.
— Зачем скрывал?!
— Не говорил и только. Сложить сама могла, никто и ничего здесь не скрывает.
Женщина озабоченно нахмурилась и вспомнились рыцари, устроившие ристалище — они не заметили ни ее, ни Кира, а почему? Не потому ли, что новенькие еще себя не проявили, еще были зыбкими? Потом тот бой у деревни, где они влезли в разборки, и их заметили, они заняли свое место в этом мире…