Никита, даже не пытаясь коснуться шатких и погнутых перил, поднялся по ступеням, оказался перед входной дверью, долго возился с ключом, но, наконец, открыл дверной замок. Петли противно скрипнули, и парень, в который раз, пообещал в ближайшем будущем сменить... если не замок, то квартиру.
Вот только для съёма другого жилья обычной подработки по вечерам-ночам было, увы, недостаточно. Днём же учёба безжалостно сжирала основную часть времени. При этом забросить универ не хватало решимости. Нелишней была и стипендия, на которую Алыкин с горем пополам вытягивал. Жаль, что общежитие предоставлялось только иногородним.
В итоге взрослому двадцатилетнему парню приходилось ютиться на отцовой жилплощади. Двадцатник стукнул ему весной этого года, в мае. И, если честно, Никита даже удивлен был, что вообще смог дожить до такого возраста. Сверстник этажом ниже уже отравился какой-то паленой бодягой. И ещё двоих, угостив за компанию, на тот свет спровадил. Пареньку из соседнего подъезда, всего-то года на три помладше, неведомые доброхоты голову пробили. Не в то время не в том месте оказался, не иначе. Месяц уже минул, как отмучился. Старожилы бы и не то порассказали. Дурной славой район оброс, что гнилое дерево лишайником.
А в квартирке сегодня оказалось относительно тихо, но уж накурено – хоть топор вешай. Отпихнув с пути две пустые бутылки и баночку из-под дешёвых консервов, благо - не собачьих, парень прошел вперед. Батя, поднявшийся в такую рань, но уже успевший похмелиться и потому неплохо для этого времени суток соображающий, полулежал в кресле и фокусировал взгляд на включенном телеящике. С тем же успехом он мог бы фокусировать взгляд и на выключенном телеящике, так как смысла и пользы было ровно столько же.
- О, Никита явился… Учти, холодильник пустой.
- Ох, лучше бы не напоминал!
Желудок подтвердил всё вышесказанное невнятным бурчанием.
«Н-да… если бы дома изменилось хоть что-то…»
Парень заглянул в полупустой шкаф у входа.
Изменилось. Правда, не в лучшую сторону!
- Эй, где моя КУРТКА?! Батя, сколько тебе говорёно было?!
- Ну… дядя Гера п-приехал же… Как не отметить… - вяло попробовал оправдаться мужчина, даже не вынимая сигареты изо рта. Никита молча развернулся и вышел вон, демонстративно хлопнув дверью. Подобное действие ни на что не повлияло, но хотя бы послужило делу спускания пара. Выбор оказался невелик – или подремать у стеночки в собственном подъезде, или дотопать пешком до универа и подремать там. Второй вариант был предпочтительнее. Парень снова оказался во власти осеннего холода.
- Алыкин! Сигаретки не найдётся? – окликнул его знакомый голос со стороны соседнего дома, и почти сразу же рядом послышался сдавленный смешок двоих или троих человек.
- Не курю.
- А что же «Примой» так воняешь? – теперь смешок перестал быть сдавленным.
Парень откровенно зевнул на эту косолапую шутку и, даже не глянув в сторону смехачей, продолжил путь, не собираясь ввязываться в пустые разговоры. В больной голове крутилась единственная мысль – «Нет, я точно когда-нибудь кого-нибудь убью…»
Естественно, что получасового «пересыпа» до начала занятий Никите не хватило, и на третьей паре сон сморил его окончательно. Веки сомкнулись, а голос лекторши постепенно сошел на нет и перестал восприниматься.
Перед глазами мелькнули поверженные тела, в уши ворвался свист стрел. Кто-то отползал в сторону, припадая на раненую ногу, и парень сам ощутил шум в висках и острую боль в бедре. Какой-то зарёванный малец отскочил от упавшей матери и попытался бежать по склону холма, когда одна из стрел впилась ему в плечо, а вторая пронзила голень, Никита зашипел от боли, вцепившись руками в собственные плечи. Он ощутил всё так, словно сам сейчас истекал кровью. Похожее уже снилось раньше, с чужим страхом, с чужой болью, с чужой агонией, ощущаемой своею. Именно такой сон, от которого рад бы избавиться, но не знаешь, как проснуться, обрушился на парня со всей отчётливостью. Одуряющий запах свежескошенной травы, вкус собственной крови во рту, темнота… Нет, это всё ещё не пробуждение, лишь ощущение другого места или, может быть, времени.