Паренек странно посмотрел на него, усмехнулся и словно растворился в густом летнем воздухе.
Валек недоуменно покрутил головой, но не особенно удивился. Непонятное оцепенение навалилось на него. Голова внезапно закружилась, но мгновенно стала ясной и вроде бы наполнилась веселым газом. Он несколько раз ни с того ни с сего хихикнул и поймал себя на мысли, что состояние напоминает ощущения после выкуренного косяка анаши. Глубоко втянул воздух и попытался подняться. Однако почему-то не удалось. Он остался оцепенело сидеть на скамейке. Сколько так продолжалось: минуту, полчаса, час?.. И вдруг некий внутренний толчок точно подбросил его со скамьи – что-то засиделся, пора двигать к бабке.
В подъезде все так же нестерпимо воняло кошками. Валек крутанул винт звонка, но слабое дребезжание за дверью не вызвало в ответ никакой реакции. Он вновь и вновь крутил допотопный агрегат. Дверь не открывали.
– Заснула, что ли, старая коза? – раздраженно пробурчал Валек. Может, это и к лучшему? Сейчас он нагрянет как снег на голову. Дверь даже не скрипнула. Он осторожно притворил ее и на цыпочках шагнул в комнату.
Старуха лежала на кровати, сложив руки на груди. Так и есть! Дрыхнет, падла! Ну сейчас я тебя разбужу!
– Эй, бабка?! – крикнул он.
Старуха не откликалась.
– Вставай, старая, мент пришел, допрос снимать будет! – заорал Валек и приблизился к кровати, но тут же отшатнулся. Горло у старухи было перерезано, что называется, от уха до уха. Знакомая бритва с перламутровой ручкой валялась рядом на подушке.
– Ох! – всхлипнул Валек и отшатнулся. – Как же это? Замочили… Но кто?
Он вновь приблизился к кровати и посмотрел мертвой в лицо. Глаза старухи были широко раскрыты, на лице застыла гримаса тупого удивления. Кровь уже перестала вытекать и покрыла грудь и часть кровати темно-красным слоем, словно накинутый поверх тела платок.
Позади послышался шорох. Валек вздрогнул, резко обернулся, рука непроизвольно метнулась в карман за ножом. Но это была всего лишь кошка. Не обращая внимания на Валька, она подошла к кровати, на которой лежала старуха, и стала принюхиваться.
– Ах ты, тварь! – Валек из всей силы пнул кошку. Животное взлетело, словно футбольный мяч, шмякнулось о стену и с истошным мявом выскочило из комнаты. Тотчас квартира наполнилась истеричным мяуканьем, и Валек почувствовал навалившийся приступ удушья. Нужно было уходить. И не только из-за кошек. Вдруг кто-нибудь нагрянет. Хотя кто? Старуха жила одна как перст. Но мало ли… Так… постой-постой. Похоже, он наследил. Рылся в комоде, брал в руки разные цацки. Оставил следы на ручке входной двери. А ведь его пальчики есть в угро. Не хватало, чтобы пришили мокруху.
Валек схватил с комода какую-то салфетку и стал лихорадочно протирать все вещи, до которых, как ему помнилось, он дотрагивался. Наконец работа была закончена. Парень сунул салфетку в карман, еще раз глянул на старуху и покинул квартиру. Он крадучись спустился по лестнице, задержался в подъезде, украдкой выглядывая на двор. Похоже, там все так же пусто. Вперед!
Он быстрым шагом вышел из подъезда и не оглядываясь рванул прочь. Вроде его никто не видел. Но кто же пришил старуху и зачем? В этом стоило разобраться. Может, она сама того… Испугалась его прихода, ну, конечно, нервишки слабенькие; достала из комода бритву – чик по горлу… А после ручки аккуратненько сложила и померла. Он хмыкнул. Глупость! Не складывают после ручки, уж он-то знает. Да и бритва как орудие самоубийства довольно сомнительно. Уж больно страшно. Его передернуло, ледяной озноб прошел по коже. Явное убийство. Но кто? И почему?
Скажем, она кому-то рассказала о его приходе. Ведь бегала же куда-то. А возвращалась, на ней лица не было. Ну и замочили. Но ведь он не видел, чтобы кто-то входил в подъезд. Ох, темное дело! И дернул же его черт припереться сюда. Стоп! Он остановился, внезапно похолодев. А бритва? Ведь он брал ее в руки, когда рылся в комоде. И пальчики наверняка оставил. Конечно, возможно, убийца смазал предыдущие отпечатки. А если нет? Если работал в перчатках, и теперь мусора вычислят его, Валька, в пять минут. Что же делать? Вернуться? А если там уже кто-то есть? Но не вернуться еще хуже. Это почти наверняка труба. Как же он забыл протереть бритву? Как последний лох! Эх!.. И Валек повернул назад.
Он стоял перед знакомой дверью, не решаясь на дальнейшие действия. Не вид мертвого тела пугал его, Валек опасался, что в квартире уже кто-то находится. Он прислушался. Точно! Там уже люди.
Ну и что? Скажу, мол, пришел в гости, ничего не знаю… Если там, скажем, мусора – какая-никакая, а отмазка, а если просто граждане, возможно, ему удастся затырить бритву.
Он позвонил, потом еще. Потоптался, проник внутрь тем же способом, как и в прошлые разы.
Из комнаты раздавалось мяуканье. Валек заглянул.
Несколько кошек сидели возле кровати и издавали жалобные звуки.
Он кинулся к кровати. Старуха все так же лежала на спине, широко раскрыв глаза и уставившись неподвижным взглядом в потолок. Черт с ней! Где же бритва? Бритвы не было.
Валек судорожно вздохнул и наклонился над трупом. Бритва, помнится, лежала на подушке. Пусто! Может, завалилась куда?! Он, превозмогая отвращение, стал шарить между телом и постелью. Тщетно. Только руки кровью вымазал. Этого еще не хватало. Значит, бритву кто-то взял? Скорее всего – убийца. Так же, как и он, спохватился и вернулся. И как они не столкнулись… Нужно быстрей смываться отсюда. Валек еще раз осмотрел кровать, скорее для подстраховки, чем в надежде найти бритву. Пусто. Взглянул на руки. Плюнул на осторожность, пошел на кухню и вымыл их, потом, чувствуя себя последним фраером, в третий раз покинул квартиру.
Да кто он вообще такой, этот самый Валек? Зачем поперся в квартиру несчастной бабки, зарезанной неизвестно кем?
Году эдак в пятьдесят первом в Тихореченске арестовали группу подростков, обчистивших продуктовую палатку, а среди них и Валентина Десантова, уже тогда известного как Валек. Пятнадцатилетний мальчишка не был в числе лидеров, заправляли кодлой ребята постарше, но и в шестерках не числился. Палатка стала просто предлогом, чтобы избавиться от надоевшей всему городу шайки уличной шпаны. Схватить их за руку долго не удавалось, работали ребятишки, несмотря на молодость, чисто, но потом в шайку внедрили стукача, паренька, мечтавшего стать чекистом-разведчиком. Первым заданием юному дзержинцу и стало содействие в ликвидации уличных хулиганов.
Стукач навел шайку на палатку, создав впечатление, что дело выеденного яйца не стоит. Однако тут их и повязали. Валек держался молодцом, друзей не предавал, вину благородно брал на себя. Пока шло следствие, ему стукнуло шестнадцать. Дали голубю трешку, и вот он уже мчит в «столыпине» в места не столь отдаленные.
«Сгубили мальчика за дядю-фраера» – в данном случае за несколько банок тушенки, кульки с чаем и сахаром…
Что поделаешь, закон нарушать не полагается.
В защиту молодого человека стоит добавить, что будь у него папа с мамой, может, ни в какую кодлу он бы и не попал. Однако папа с мамой отправились в далекое путешествие в том же «столыпине» на несколько лет раньше, чем их сынок. И не за уголовные преступления, а за политику.
Валек вместе с сестрой-близняшкой остался на попечении престарелой тетки Аглаи. После более-менее безбедного существования в дом вместе с бедой пришла и нищета. Очень часто детям просто нечего было есть. Да и в школе постоянно тыкали родителями – врагами народа, безродными космополитами. Как бы то ни было, покатился паренек по наклонной и докатился до лагеря. А тут друзей-учителей нашлось побольше, чем в школе… Лафа!
Прибился Валек к стае блатных, на мужичье работящее посматривал снисходительно, на политических с презрением, хотя в душе больше всего мечтал встретить отца.
Довольно скоро Валек попал под покровительство старого вора Михалыча по кличке Ушастый. Несмотря на уничижительное прозвище, подчеркивающее физический недостаток – перпендикулярно приставленные к голове уши, Михалыч ходил в авторитетных. Он тоже был родом из Тихореченска и имел устойчивую репутацию удачливого домушника, а домушник в воровской табели о рангах – человек не последний.