Ох уж этот социализм, рай для бездельников и тунеядцев, и горе для трудолюбивых, честных людей! Ну да ладно, уже все позади, проехали. Пахал на заводе до шести часов вечера, уставал, потому что мастер — это не только эмоциональная перегрузка, это еще и приличная физическая нагрузка, цех огромный, и постоянно нужно бегать из одного конца в другой, от одного рабочего места к другому. К вечеру устаешь настолько, что уже ничего не понимаешь, язык на плече, смотришь на все глазами загнанной лошади. Все нормальные мастера ехали отдыхать домой, мне же нужно было ехать в институт или в клуб проводить тренировки. Самое неприятное — ехать в институт. Вместе с другими горемыками, «вечерниками», я с трудом залезал в набитый автобус и стоя ехал полтора часа до института. Единственное преимущество переполненного автобуса было в том, что можно было спать стоя. Такие же замученные тела прижимали тебя настолько крепко, что можно было поднимать ноги и висеть.
На всю жизнь запомню серые, бледные лица таких же «вечерников», как и я. Замученные, спящие стоя, ничего не соображающие, уставшие, мы ехали в институт. О получении серьезных знаний говорить не приходилось, все были уставшие, и, к счастью, преподаватели понимая наше тяжелое положение, над нами лишний раз не издевались. После занятий еще час-полтора на автобусе, и я оказывался дома. Домой приезжал в первом часу ночи голодный, уставший, жарил яичницу, ел, сразу же вырубался, и с утра опять в бой. В вечерний институт я ездил через день. А когда у меня было свободное время от занятий, я с удовольствием работал в клубе восточных единоборств. На моих тренировках зал всегда был набит до отказа, яблоку негде было упасть. Если в зале могли заниматься одновременно, не мешая друг другу, человек пятьдесят, то в моих группах всегда было до ста человек. Несмотря на отсутствие свободного времени, напряженный график, мне удавалось параллельно вести пять групп. Кто занимался карате, знает, что упражнения в карате выполняются под японский счет. Когда в зале пятьдесят — шестьдесят человек, нужно рвать горло, чтобы всем были слышны команды и счет.
Из всех страданий, перегрузок, которые мне пришлось пережить, самое болезненное — это разлука с дочерью. Именно в этот тяжелый период моей жизни мой первый брак распался. Моя первая супруга — замечательный человек, умная, добрая женщина. Но, по всей видимости, браки создаются где-то на небесах. Ради дочери мы делали все, чтобы сохранить наш брак, но на пятый год совместной жизни наши ссоры, ненависть невозможно было скрыть. Бедный ребенок видел все это и страдал вместе с нами. Вся моя жизнь превратилась в сплошную боль, в сплошную кровоточащую рану. Ни одной победы, ни одного светлого пятна, одни поражения, боль и страдания. Постоянно хроническая бессонница, недосыпание, из месяца в месяц, из года в год, настолько сильно подавляли жизненную энергию, настолько разрушали мой оптимизм, постоянные удары судьбы, перегрузки — все это в какой-то момент полностью лишило меня рассудка. Я просто куда-то бежал, что-то делал, сражался, падал, получал удары, падал, снова вставал, снова сражался, но ничего не соображал. Возвращаясь в прошлое к своему первому браку, я всю жизнь буду помнить нашу маленькую тесную комнатку в девять квадратных метров, кровать, стол, детскую кроватку, шкаф. До сих пор помню, как, пытаясь спросонья укачать заплакавшую дочурку, в тесной маленькой комнатке я нечаянно ударил ее головой о шкаф и бедный ребенок прорыдал до утра, сон мгновенно исчез, я, укачивая плачущую дочь, ненавидел себя, свою жизнь за то, что я не могу обеспечить даже элементарных условий. Я ругал себя и презирал за то, что я создал семью и не могу ее обеспечить. Я не могу своей жене, своему ребенку создать самых элементарных условий жизни.
Проводя занятия в клубе восточных единоборств, я начал зарабатывать по тем меркам большие деньги. Моя семья перестала нуждаться.