Они смотрели друг на друга, не мигая. Патер Иероним силился побороть дрожь в мускулах выше колен. Он чувствовал полыхающий адский огонь, и в нем росло желание ударить.
В глазах Бога они были грешники, в его глазах они были как минимум трусы, а то и преступники. Пусть, может, и не в юридическом смысле, о чем судить не ему, но в моральном — точно. Во всяком случае, по его кодексу ценностей.
И Жак, который вызвал его в клинику. Жак, которого он знал очень давно, которому в юности был исповедником и советчиком. Жак, который вырвался из тесного мирка своей деревни, чтобы осуществить в науке нечто великое для человечества, — и теперь разделял вину за гибель человека.
— Я вас не знаю, и мне все равно, кто вы есть и чем вы еще занимаетесь. Я вижу вас впервые, потому что Жаку пришлось пообещать мне, что он покажет мне безбожного человека. Юноша умер!
Волчьи глаза Фолсома метнули яростную молнию в сторону Жака Дюфура, который подавленно стоял посреди кабинета. Дюфур тут же опустил глаза. Агрессивность Фолсома была ему не по плечу.
— Это удар судьбы, достойный сожаления. — Фолсом немного помедлил: — Этого невозможно было ожидать. Никакие тесты этого не предвещали. Мы предполагаем, что вирус мутировал, обосновался в организме и вызвал реакции, которые нельзя было предвидеть. Наш метод опробован тысячекратно и успешно. — Фолсом поморщился: — Удар судьбы, достойный сожаления. Кроме того, о латентном риске ему было известно. Он пошел на это добровольно.
— Вон оно как просто, — ответил патер. — Вирусы виноваты, что они делали не то, что от них ожидалось. Как же можно возбудитель, с которым обычно борются как с очагом болезни, использовать для лечения? Если это вообще было причиной. Может, виноват не метод, а тестируемое вещество. Ведь вы сказали ему, что оно не опасно.
— Уж никак не я. Ответственен за это доктор Жак Дюфур. Он руководит этой серией исследований, и с пациентом обо всем договаривался он.
Их глаза пожирали друг друга. Внезапно Фолсом уступил.
— По всему, что мы знали, это казалось вполне безопасным. — Голос его стал мягче: — В чем же заключалось дело? Всего-то — оттестировать вариант комплекса теломеразы. Получить ответы на вопросы о способе действия протеинов, определяющих активность и введенных в организм при помощи вирусного перевозчика. То есть ничего сверхординарного. Чтобы затем тысячам людей дать шанс исцелиться от их недугов.
Патер Иероним содрогнулся. Он не туда попал, очутившись в безбожном мире. Как бесконечно далеко отсюда в страхе Божьем жил он среди братии в монастыре.
Он чувствовал себя так, будто его откомандировали сюда черту на подмогу.
Фолсом был ученый, исследователь, человек из мира, с которым церковь столетиями безуспешно боролась. Теперь они ковырялись в творении, дошли уже до того, чтобы изменить его, манипулировать им. Что там познания Галилея или Кеплера в сравнении с этим греховным святотатством! Патер в эту минуту сожалел о том, что церковь в предыдущие века не довела свою работу до конца.
«Однако есть еще надежда», — думал патер Иероним.
Вот уже более двадцати лет эти новые кумиры твердили о плодах генной терапии. Они будили ожидания, которых так и не смогли оправдать до сих пор. Где те люди, что исцелились генной терапией? По-Божески ли это было — оставить их ни с чем? На Божьем ли пути пал жертвой этот молодой человек? Патер внутренне хватался за эту соломинку.
— Что вам рассказал доктор Дюфур? — спросил Фолсом.
Патер медлил с ответом, учуяв ловушку.
— Как вам известно, все, что здесь делается, подлежит строгому соблюдению секретности. Наука функционирует так же, как и все остальное в этом мире. У нас тоже успех на восемьдесят процентов определяется деньгами. Вы, наверное, догадываетесь, как ждут нашей ошибки конкуренты. Доктор Дюфур не раз заверял меня, что на вас можно положиться. Самолет стоит наготове, я должен лететь в Бостон. После этого нам следовало бы еще раз поговорить. Я уже думал о том, чтобы в качестве благодарности сделать соответствующее пожертвование вашему монастырю.
Фолсом подвинул по полированной поверхности стола чек.
Патер испугался, прочитав сумму. Это была ровно та сумма, которую ему необходимо было выложить за назревшую реставрацию маленькой часовни.
Фолсом обошел вокруг стола.
— Сойдемся на том, что смерть молодого человека есть не что иное, как выбоина на дороге, ведущей к успешной генной терапии.