Историк взял зубочистку и принялся так и этак крутить ее между пальцами, словно крошечного акробата.
— Профессор Тошкану был убежден, что Колумб родился не в Генуе.
— Это я понял, — сказал Молиарти неожиданно резко и ткнул в собеседника пальцем. — Меня интересует ваше мнение.
Португалец усмехнулся.
— Мое мнение? — переспросил он. — Что ж, по моему мнению, у нас два пути. Мы можем признать правоту защитников генуэзской гипотезы, и тогда Колумб генуэзец. Или не признавать, и в этом случае он не генуэзец. — Норонья поднял еще один палец. — Впрочем, есть и третий путь, компромиссный и оттого самый простой, он позволяет примирить две противоречащие друг другу теории. Надо лишь признать, что обе они верны, хоть и не безупречны.
— Вот это мне нравится.
— Конечно, ведь я еще не назвал главного условия, при котором третья гипотеза становится верной, — с усмешкой заметил Томаш.
— Что за условие?
— Очень простое, Нельсон. — Томаш убрал один палец. — Согласно третьей гипотезе, Колумбов было двое. — Он помолчал, давая американцу время вникнуть в сказанное. — Двое. — Норонья загнул палец. — Христофор Колумб, генуэзец, неграмотный ткач, предположительно 1451 года рождения. — Он загнул второй палец. — И Кристован Колом или Кристобаль Колон, человек неизвестного происхождения, образованный, знавший латынь, отличный моряк, адмирал, первооткрыватель Американского континента, появившийся на свет в 1447 году.
С Молиарти, казалось, вот-вот случится удар.
— Не может быть!
— И все же, дорогой Нельсон, это самая правдоподобная версия. Конечно, и она не лишена изъянов, тем более что многие свидетели уверяют, будто адмирал и генуэзец одно лицо. Чтобы третья гипотеза стала состоятельной, нужно признать, что все они заблуждаются или лгут. Но в таком нагромождении информации не могло не затесаться немного лжи, не так ли? Столько противоречивых источников не могут быть одинаково правдивы.
— Вы уверены в том, что говорите?
— Теория двух Колумбов, по крайней мере, позволяет свести концы с концами. Главная слабость анти-генуэзской гипотезы — отсутствие достоверных сведений о происхождении адмирала. Несмотря на все противоречия и неясности, у сторонников генуэзской теории под ногами более твердая почва. Пока не доказано обратное, она имеет права на существование, какой бы абсурдной ни казалась.
— Лично я не сомневаюсь, что она правильная, — заявил Молиарти.
— Вы человек веры, — заметил Томаш с легкой улыбкой. — Впрочем, как раз на вере генуэзская теория и держится, логики в ней немного.
— Возможно, — отозвался американец. — Мне не дает покоя одна мысль. Не странно ли, что профессор Тошкану яростно отвергает генуэзскую гипотезу, не предлагая никаких новых фактов?
— Странно, пожалуй.
— Вы же сами сказали, что он перестал заниматься открытием Бразилии, поскольку напал на новый след.
— Очень может быть.
Молиарти впился в португальца взглядом, словно хотел во что бы то ни стало понять, будет ли тот откровенен, отвечая на следующий вопрос.
— Вы уверены, что проследили весь путь, проделанный Тошкану?
Томаш отвел глаза.
— Понимаете, Нельсон… — пробормотал он. — Если честно… Я до сих пор не разгадал его ребус.
Губы Молиарти растянулись в улыбке.
— Мне следовало догадаться. И в чем загвоздка?
— Не могу ответить на один вопрос.
Томаш достал из кармана сложенный вчетверо листок и аккуратно развернул.
Молиарти нацепил на нос очки и склонился над столом.
— Что за эхо у Фуко, подвешенного на 545? Ничего не понимаю! — Он жалобно взглянул на Томаша. — Что это значит?
Португалец достал из портфеля «Маятник Фуко» и протянул американцу.
— Я думаю, Тошкану имел в виду роман Умберто Эко.
Молиарти долго изучал обложку, потом вернулся к ребусу.
— Слушайте! — воскликнул он. — Это же проще простого. Ответ находится на странице пятьсот сорок пять.
Томаш хмыкнул.
— Вы думаете, я не догадался?
— Действительно. И что же?
Историк забрал книгу, открыл на пятьсот сорок пятой странице и вернул американцу.
— Это сцена на кладбище. Описаны похороны убитых немцами партизан во время Второй мировой войны. Я читаю и перечитываю эту чертову страницу вдоль и поперек, но хоть убейте, не могу найти ничего, что хоть отдаленно напоминало бы ответ. Решительно ничего.
— Дайте посмотреть, — попросил Молиарти, протягивая руку. Поправив очки, он углубился в чтение. Прошло две минуты. Томаш рассеянно любовался городским пейзажем. — Да, ваша правда… ребус… — обескуражено пробормотал американец.
— Я уже голову сломал с этой проклятой страницей, и никакого результата.
— Угу, — Молиарти рассматривал обложку. Потом он пролистал первые страницы и наткнулся на изображение Древа Жизни с десятью еврейскими сефирот. Нельсон прочел первый эпиграф и, подумав полминуты, осторожно тронул Томаша за локоть. — Том, вы обратили внимание на эту цитату?
— Какую?
— Вот эту. Здесь. — Он прочел вслух: «Единственно ради вас, сыновья учености и познанья, создавался этот труд. Глядя в книгу, находите намеренья, которые заложены нами в ней; что затемнено семо, то проявлено овамо, да охватится вашей мудростью». Здесь написано, что это из «Оккультной философии» Генриха Неттесгеймского. — Это же подсказка, видите?
— Возможно, — португалец отобрал у Молиарти книгу и принялся изучать эпиграф. — Действительно, похоже на подсказку. Ну-ка, посмотрим. — Норонья стал медленно перелистывать роман, боясь пропустить что-нибудь важное. За эпиграфами следовала пустая страница с цифрой 1 и словом «Кетер».
— Кетер, — прочел Томаш.
— Простите?
— Это первая сефира. В единственном числе «сефира», во множественном «сефирот». Это структурные элементы иудейской Кабалы. — Томаш перевернул страницу. Начало главы предварял эпиграф и еще одна единица, на этот раз крошечная, в верхнем правом углу. Норонья вполголоса прочел первое предложение. — «И тут я увидел Маятник». — Через семь страниц начиналась новая глава с другим эпиграфом, на этот раз из Фрэнсиса Бэкона, и двойкой в углу. Томаш пролистал еще девять страниц и наткнулся на пустую страницу с цифрой 2 посередине и словом «Хокма», обозначающим вторую сефиру. Тогда он открыл книгу с конца, на оглавлении. Десять частей, по числу десяти сефирот, были поделены на главы, причем количество глав в каждой части разнилось. Больше всего их оказалось в пятой части, «Гебуре», и шестой, «Тиферет». Нумерация была сплошной, в пятую часть входили главы с тридцать четвертой по шестьдесят третью. В глубокой задумчивости Томаш перевел взгляд от книги к белому листку из блокнота, беспокойно вопрошавшему:
Норонья еще раз пробежал глазами список глав в пятой части. Озарение было внезапным и нестерпимо ярким, будто луч света, пронзивший непроглядный мрак.
— Господи! — воскликнул историк, вскакивая на ноги.
— Что с вами?
— Господи! Господи!
— Ради бога, Том! Что происходит?
Томаш сунул Молиарти книгу.
— Вы это видите? — и ткнул пальцем в цифру 5, номер части «Гебура».
— Это пятерка. Ну и что?
— В числе пятьсот сорок пять?
— Да, дружище, — Томаш сгорал от нетерпения. — Назовите же цифры.
— Ладно, четыре и пять.
— Вот видите! Четыре и пять. В пятой части есть сорок пятая глава?
Молиарти покосился на оглавление.
— Есть.
— Итак, в пятой части, которая называется «Гебура», есть глава номер сорок пять, правильно?
— Правильно.
— Число в загадке не 545, а 5:45, часть 5, глава 45, понимаете? Посмотрите, — попросил Томаш, — как начинается сорок пятая глава.
Американец прочел:
— Из этого вытекает невероятный вопрос…
— Видите? — обрадовался Норонья. — «Из этого вытекает невероятный вопрос». Интересно, какой? «Кто подвесил эхо Фуко на 545»? — Томаш приподнял правую бровь. — По-моему, этот вопрос подпадает под определение «невероятный».