Узкая тропинка вела к веранде с полукруглой стеной и фонтаном, над которым возвышалась каменная арка.
— Фонтан Изобилия, — сообщил Томаш тоном заправского гида. — Несмотря на столь оптимистическое название, композиция у него весьма драматичная. Что скажете?
Американец внимательно разглядывал развернутое в глубину парка сооружение. Один из столбов поддерживал сатир, другой подпирал баран.
— Это демоны?
— Нет. Сатир, вторгшийся на остров Любви, означает хаос. Баран, знак весеннего равноденствия, символизирует порядок. Вместе они составляют ordo ab chao, движение от хаоса к гармонии.
Перед аркой располагался широкий каменный стол. С другой стороны из земли поднимался раструб большого фонтана, на его выпуклом боку были изображены весы с уравновешенными чашами.
— А это символ чего?
— Суда, Нельсон.
— Суда?
— Вот трон судьи, — объяснял Томаш, водя пальцем по вырезанному в камне рисунку. — Тамплиеры, а за ними и масоны связывали весну и солнечный свет с понятиями равенства и справедливости, которые, в свою очередь, отождествляли с фигурой судьи, великого магистра. Его трон пока пустует. — Норонья перешел от фонтана к покрытой рисунками стене. — Здесь скопированы изображения из Соломонова храма в Иерусалиме. Вам приходилось слышать о суде Соломона? — Он разыскал на стене два устремленных ввысь пирамидальных обелиска. — Это колонны иерусалимского храма, столбы справедливости, связывающие небо и землю.
Чуть дальше, за деревьями, таилось еще одно озеро с фонтаном, еще больше и краше, чем фонтан Изобилия. То был портал Хранителей, который стерегли два тритона. От озера тропинка зигзагами спускалась по склону холма к дольмену из огромных покрытых мхом камней.
Профессор и Молиарти вошли в круг таинственного Стоунхенджа. Норонья прикоснулся ладонью к одному из камней. К изумлению Молиарти, валун повернулся вокруг своей оси, открывая вход в пещеру. Узкая винтовая лестница вела в темноту.
— Что это? — спросил Нельсон.
— Колодец Инициации, — голос Томаша звенел и вибрировал, отражаясь от стен пещеры. — Мы в дольмене, древнем захоронении. Спускаясь сюда, человек переживает что-то вроде духовной смерти. И выходит на поверхность переродившимся, обновленным. В этот колодец спускаются в поисках собственной души. — Он сделал широкий жест, приглашая американца следовать за собой. — Идемте, не бойтесь.
Лестница тугой спиралью закручивалась вниз по часовой стрелке. Гулкие и звонкие шаги оглашали темные своды, будто трели фантастических подземных птиц. Ступени и стены были влажными и кое-где покрылись плесенью. Колодец постепенно сужался, словно воронка или перевернутая пирамида. Томашу пришло в голову сравнение с Пизанской башней, которую поместили под землю и поставили с ног на голову.
— Сколько уровней у колодца?
— Девять, — ответил португалец. — И это не случайно. Девять магическое число, во многих языках оно созвучно со словом «новый». По-португальски novoи nove. По-испански nueveи nuevo. По-французски neufи neuf. По-итальянски noveи nuovo. По-немецки neunи neu. Девятка означает обновление. Орден тамплиеров, которому наследует португальское Воинство Христово, основали девять рыцарей. Соломон отдал в подчинение Хираму Абиффу, зодчему, построившему храм, девять десятников. Деметра на девять дней спускалась в подземный мир за своей дочерью Персефоной. После девяти ночей любви у Зевса родились девять муз. От зачатия человека до появления на свет проходит девять месяцев. Девятка — исключительное число, оно означает и старое, и новое, начало и конец, стремление в небо и вечный бег по кругу.
Наконец они достигли дна колодца Инициации. На влажном каменном полу был выложен круг из белого, красного и желтого мрамора. Центр круга украшала восьмиконечная звезда, в которую был вписан восьмиконечный крест. То был символ тамплиеров, напоминавший о восьмигранной форме всех христианских храмов Запада. На острие одного из лучей звезды зияло темное отверстие.
— Роза ветров, — пояснил Томаш. — Указывает на восток. На востоке восходит солнце, на востоке располагаются алтари церквей. У пророка Иезикииля сказано: «Благодать Господня исходит с востока». Идем дальше.
Норонья решительно шагнул под своды вырубленного в стене грота, и Молиарти после недолгого колебания последовал за ним. Путники двигались по мрачному туннелю осторожно, почти на ощупь, касаясь руками стен. Ряд тусклых желтых фонарей, закрепленных прямо в полу, слабо освещал путь. Томаш и Молиарти шагали по длинному гранитному коридору твердо и уверенно. Справа открылся вход в новую пещеру. Заглянув туда, Томаш решил проигнорировать запасной путь и продолжал идти прямо, рассчитывая, что главная дорога быстрее выведет их на свет. Впереди сверкала гладь подземного озера, в которое с ласковым журчанием сбегал ручей. Миновав озеро, Молиарти и Томаш оказались на развилке.
— Влево или вправо? — спросил Норонья, мысленно прикидывая расстояние.
— Влево, — наугад сказал Молиарти.
— Вправо, — возразил португалец. — В конце этого туннеля, Нельсон, воссоздан эпизод из «Энеиды» Вергилия. Спустившись в преисподнюю в поисках отца, Эней оказался перед точно такой же развилкой. Слева полыхал вечный огонь, в котором плавились души грешников. Эней повернул направо, переправился через Лету и достиг Елисейских полей, в которых обретался дух его отца. Пойдем направо и мы.
С каждым шагом туннель становился все ниже, уже и темнее. Казалось, стены и потолок надвигаются на путников, грозя стереть в порошок. Но когда они уже начали сомневаться в правильности избранного пути, сверху на них хлынул поток нестерпимо яркого света. Молиарти и португалец поспешили на свет и через несколько мгновений оказались в царстве зелени, наполненном многоголосым птичьим пением.
— Что за странное место, — проговорил Молиарти, с трудом возвращаясь к реальности. — Величественное.
— Видите ли, Нельсон, это ведь не совсем парк, это текст.
— Текст? Как парк может быть текстом?
Не говоря в ответ ни слова, португалец жестом показал, что им следует идти дальше. Проходя мимо портала Хранителей, Томаш показал своему спутнику узкую зубчатую башенку в средневековом стиле.
— Когда в Европе орудовала инквизиция и церковь безжалостно искореняла инакомыслие, многие идеи и способы их выражения оказались под запретом. Художники и мыслители томились в тисках мракобесия, лишенные возможности донести до мира свои мысли и чаяния. Тогда-то и появились послания в камне, подобные Кинте. Книгу можно сжечь, картину изрезать, но уничтожить дворец и парк не так-то легко. Кинта — эзотерический лабиринт, в коридорах которого нас поджидают то загадочный Франческо Колонна, то морские тайны Португалии, то герои античных мифов. Гуляя по парку, мы движемся от «Энеиды» к «Божественной комедии», от «Лузиад» к рыцарям Воинства Христова.
Дойдя до башни, путники свернули на прямую и широкую тропу, ведущую мимо грота Леды к часовне. Теперь они шли молча, слушая тишину и с наслаждением вдыхая лесной воздух.
— Что теперь? — спросил Молиарти.
— Зайдем в часовню.
— Я не об этом. Что вы собираетесь делать с нашим расследованием?
— А, — кивнул Томаш. — Я собираюсь еще раз внимательно изучить отрывок из Умберто Эко и отыскать ключ к загадке профессора Тошкану.
Томаш остановился под раскидистым деревом в двух шагах от часовни, открыл портфель и вытащил аккуратно сложенный лист бумаги.
— Вот еще одна тайна Колумба, — проговорил он, протягивая листок Молиарти. — Копия письма из архива Верагуа.
Американец неуверенно взял письмо и повертел его в руках.