Выбрать главу

— Действительно, — подхватил Томаш. — Как это объяснить?

— Никакого секретного распоряжения не было. Каштаньейра понятия не имел, что дворянин, которого он знал как заговорщика, помилован королем, и собирался арестовать его как предателя. Вероятно, приказ об аресте относился к тому времени, когда заговор только раскрыли. Губернатор забытого богом острова не мог знать о переменах в столице. У Колумба, в свою очередь, не было с собой охранной грамоты, пожалованной королем в 1488 году. То, что случилось потом, еще проще объяснить. Адмирал бросил якорь у острова Сан-Мигель несмотря на то, что за его голову была назначена плата. Почему?.. — Виларигеш энергично рассек ладонью воздух, словно хотел порешить все тайны разом. — А знаете, куда направился Колумб, после того как азорское недоразумение разрешилось?

— В Кастилию?

— Куда еще плыть, как не в Кастилию, чтобы броситься в объятия Католических королей и рапортовать о победе? — Голос графа был полон едкой иронии. — А вот и не угадали! — Он театрально спрятал лицо в ладонях, изображая скорбь. — О, злая судьба! Очередная буря унесла его корабль — куда бы вы думали? — к Лиссабону! — Виларигеш в отчаянии обхватил голову руками. — О нет, только не это! Безжалостные ветры подхватили каравеллу и понесли прямо в логово ужасного врага! — Он поднял глаза, лукаво подмигнул Томашу и широко улыбнулся. — Короче говоря, четвертого марта 1493 года наш общий друг бросил якорь в Рештелу, бок о бок с роскошной шхуной, принадлежавшей королю. Ее капитан поднялся на борт «Ниньи» и спросил у Колумба, что тот собирается делать в Лиссабоне. Адмирал ответил, что хочет увидеться со «старым другом», королем Жуаном. Девятого марта Колумб прибыл в королевский замок в Азамбуже, где в это время находился Жуан II. Король тепло приветствовал мореплавателя и допустил к своей руке, а потом велел всем удалиться и беседовал с ним наедине. После Жуан провел Колумба в зал, где собрались его приближенные. В том, что произошло дальше, хронисты расходятся. Эрнандо Колон пишет со слов отца, что монарх с интересом выслушал рассказ об открытии новых земель, которым, согласно Алькасовасскому трактату, надлежит стать его владениями. Руй де Пина, который, по всей вероятности, присутствовал на аудиенции, утверждает, что Колумб вел себя невозможно дерзко и горько упрекал короля за то, что тот в свое время не прислушался к его словам. Столь яростные упреки возмутили придворных, кое-кто даже предлагал убить наглеца, чтобы о великом открытии не узнали в Кастилии. Однако Жуан II не допустил кровопролития, а с заносчивым моряком держался весьма благосклонно. На следующий день король вновь принял Колумба, обращался с ним ласково и позволил сидеть в своем присутствии. По его приказу трюмы «Ниньи» наполнили провизией, а на другой день мореплавателя с почестями проводили на корабль. — Граф поглядел на историка. — Что скажете?

— Удивительная история…

— Не правда ли? Взять хотя бы эти бури. Стоило каравеллам приблизиться к португальским владениям, как в море, словно по заказу, поднимался шторм! Сначала на подходе к архипелагу, потом между островами Санта-Мария и Сан-Мигел, и наконец у самого португальского берега. — Граф растянул губы в ядовитой улыбке. — Весьма своевременные шторма, не находите? Причем третья буря была всего-навсего сильным дождем, но Колумб счел ее достаточным основанием, чтобы бросить якорь у Лиссабона. Свидетели на «Процессе против Короны», кастильские моряки, принимавшие участие в походе, сохранили яркие воспоминания об азорских штормах, но о лиссабонской буре все как один запамятовали. Между прочим, во все путешествие погода была великолепной, а в португальских владениях вдруг испортилась. Нет, Колумб остановился в Лиссабоне не из-за бури, а потому что сам этого хотел. Капитану королевской шхуны в устье Тежу он прямо сказал, что должен видеть короля. — Виларигеш вскинул брови. — Как это понимать? Узнав на Санта-Марии, что король хочет его арестовать, адмирал отправился прямиком в Лиссабон и стал добиваться аудиенции у Жуана II. Любой нормальный человек в таком случае постарался бы держаться от Лиссабона подальше. Почему Колумб не поспешил в Кастилию чинить пострадавшие в буре каравеллы? В конце концов, если у португальского берега его действительно застиг шторм, что мешало бросить якорь подальше от столицы? Что заставляло адмирала упрямо лезть в волчье логово?

— А почему, — спросил Томаш, — королевской аудиенции пришлось ждать четыре дня?

— В Лиссабоне свирепствовала чума. Двор переехал в Азамбужу, чтобы переждать заразу, и Колумб отправился туда. А эта встреча наедине! Они явно готовили для всех маленький спектакль. Лас Касас описывает Колумба мягким и сдержанным человеком, неспособным на грубость. Самым страшным проклятием в его устах было: «Ступай с богом!». Стал бы такой человек повышать голос на короля в присутствии подданных? Оскорблять коронованную особу, да так, чтобы придворные захотели его убить? И как должен был отреагировать великий и ужасный Жуан II? Король, отправивший на эшафот и отравивший цвет португальской нации, в том числе своих родственников. Король, собственной рукой заколовший брата жены, герцога Визеу. Этот король спокойно сносит поношения какого-то ткача. В его руках оказался человек, продавший Кастилии Индию, мечту всей его жизни. Позволив своим приближенным с ним расправиться, Жуан убил бы двух зайцев: покарал наглеца и не дал испанцам воспользоваться плодами его открытия. Как же на самом деле поступил этот безжалостный и расчетливый монарх? — Граф сделал паузу. — Он запретил своим дворянам трогать Колумба, осыпал его милостями и позволил сидеть в своем присутствии, что для того времени было делом почти немыслимым. А еще снабдил «Нинью» припасами, чтобы экспедиция могла спокойно добраться до Кастилии, передав наилучшие пожелания Католическим королям! — Голос Виларигеша гремел, как у фанатичного пастора во время религиозного диспута. — Разве так поступают могущественные правители, обманутые в своих ожиданиях? Нет, друг мой, так поступают хитрые политики, задумавшие обвести противников вокруг пальца. Португальскому королю было выгодно, чтобы испанцы заполучили Америку. Ее открытие развязало ему руки и сделало возможным главное событие эпохи — путешествие Васко да Гамы в Индию.