Норонья соединил нижнюю часть первого листа с верхом второго и некоторое время внимательно их рассматривал.
— Нет, не бросается, — признался он наконец. — Здесь говорится о том, как Колумб по дороге из Америки посетил Лиссабон. Ничего необычного.
Граф приподнял левую бровь, словно учитель, удивленный неправильным ответом отличника.
— Вы внимательно посмотрели?
— Ну… да… Хоть убейте, не вижу здесь ничего странного.
— Обратите внимание на промежутки между словами. Они почти одинаковые. И только в двух местах переписчик отступил от заданного расстояния. Теперь видите?
Томаш снова принялся изучать копии, сначала целиком, потом каждую строчку в отдельности.
— Пожалуй, здесь и вправду есть нечто странное… После слова «Capitulo [92]» в середине первой страницы оставлено много места…
— Скорее всего, переписчик не знал, какой номер поставить. А еще?
— Большие промежутки до и после слова «y taliano». Значительно больше, чем между другими словами.
— Совершенно верно. И что это означает?
— Трудно сказать… Отступление…
— Но для чего оно сделано? Ну же, предложите свою версию!
— На первый взгляд… Создается такое впечатление… такое впечатление, что переписчик оставил свободное место, чтобы вписать национальность Колумба. Он не знал, что писать, и попросту пропустил слово. Вероятно, ждал указаний свыше…
— Точно! — обрадовался граф. — И они последовали…
— Разумеется. Указания вписать «итальянец».
— Как и все хронисты, Руй де Пина писал то, что ему говорили, или, по крайней мере, то, что от него ожидали. Очень многие события остались в забвении. Пина, к примеру, повествуя об эпохе Жуана II, умудряется ни разу не упомянуть Бартоломеу Диаша. А между тем без его открытия не состоялась бы экспедиция Васко да Гамы.
— Вы правы, — признал Томаш. — Хронисты всегда обслуживали интересы короны.
Граф Виларигеш сосредоточился на третьей и четвертой строках со второй страницы.
— Кстати, вы заметили, что слово «colo nbo» поделено на две части? «Colo» осталось на третьей строчке, a «nbo» перебралось на четвертую. Похоже, переписчик не только вставил национальность адмирала, но и прибавил к его имени лишний слог. В пустое пространство можно было вписать все что угодно. — В темных глазах графа полыхнул огонь. — Все, кроме правды. — Он выдохнул еле слышно: — Все, кроме разгадки.
Томаш напряженно вглядывался в таинственную строку.
— Черт возьми, действительно! Слова «nbo у taliano» вписаны a posteriori.
Граф потянулся, устраиваясь поудобнее на жесткой скамье.
— И все же торопиться не стоит, — заметил он. — Я встречался с профессором Тошкану в Бразилии незадолго до его смерти, и говорили мы как раз о Кодексе 632. Мне всегда казалось, что эти слова были задним числом вписаны в заранее оставленное место. Но у профессора была другая теория. Он утверждал, что в четвертой строке видны следы лезвия. Другими словами, в оригинале Пины все же была сказана правда о происхождении Колумба. Чтобы скрыть ее, переписчику пришлось стереть написанное и вписать злосчастное «nbo у taliano» поверх. Тошкану собирался это проверить, но, по всей видимости, не успел. — Виларигеш пожал плечами. — Дальше догадки дело не пошло.
— Ясно, — проговорил Томаш. — Копии сняты с оригинала?
— Что вы имеете в виду?
— Тошкану скопировал оригинал хроники или факсимиле?
— Ни то ни другое. Это микрофильм из Национальной библиотеки. Оригинал хранится в специальном сейфе, его на руки не выдают.
Томаш встал и принялся разминать затекшие суставы.
— Вот, собственно, и все, что я хотел узнать.
Виларигеш поднялся вслед за ним.
— И что вы теперь намерены делать?
— То, что мне давно надо было сделать, — ответил Норонья, застегивая куртку.
— И что же?
Томаш уже направлялся к выходу. Прежде чем покинуть Шаролу через маленькую дверь в углу и выйти в главный клуатр, он обернулся и посмотрел на графа, чье лицо скрывал полумрак собора.
— Пойти в Национальную библиотеку и посмотреть оригинал Кодекса 632.
XVI
Двери лифта раскрылись с характерным мелодичным звоном. На третьем этаже Национальной библиотеки было пусто, тихо, неуютно; пышные кроны деревьев не пускали в окна солнечный свет, и по углам длинных коридоров таилась мгла. Прошагав по мраморному полу, гулким эхом повторявшему человеческие шаги, Норонья толкнул стеклянную дверь с алюминиевой ручкой и вошел в читальный зал.
Разделенный перегородками зал был куда меньше, чем на первом этаже. В огромных, от пола до потолка, окнах бушевала зелень. Вдоль стен стояли каталожные ящики, на широких стеллажах поблескивали золотым тиснением корешки старинных фолиантов. Немногочисленные читатели сидели за длинными столами, будто студенты на лекции; каждый из них на время получил доступ к какой-нибудь библиографической редкости: потертому пергаменту или толстому тому с изящными миниатюрами. Оглядевшись, Томаш обнаружил знакомые лица; заведующий кафедрой из Классического университета, желчный старик с острой бородкой уткнулся в средневековый кодекс; амбициозный молодой профессор из Коимбры, румянощекий, с пышными усами склонился над старинной псалтирью; худенькая нервная студентка в потертых джинсах и с растрепанными волосами прилежно строчила в блокноте, то и дело сверяясь с пожелтевшим от времени каталогом.
— Добрый день, сеньор профессор, — поздоровалась с Томашем дама средних лет в круглых черепашьих очках, хранительница библиотечных сокровищ.
— Здравствуйте, Одети, — отозвался Норонья. — Как дела?
— Превосходно. Пойду принесу ваш заказ.
Накануне Томаш звонил в отдел редких и ценных документов, чтобы запросить оригинал хроники. Заняв место у окна, он принялся ждать, не имея ни малейшего понятия о том, что в итоге собирается отыскать. Чтобы убить время, историк открыл блокнот и погрузился в изучение скудных сведений о Руе де Пине, которые ему удалось собрать. Пина был приближенным и другом короля Жуана. Он часто бывал в Кастилии с дипломатическими миссиями, а в 1493 году ездил в Барселону, чтобы обсудить с Фердинандом и Изабеллой положение, сложившееся после того, как Колумб открыл новый путь в «Азию». А позже участвовал в подготовке Тордесильясского трактата, по которому Испания с Португалией поделили мир. После смерти Совершенного главный свидетель его царствования сделался придворным летописцем и уже при Мануэле написал «Хронику короля Жуана II».
Звук шагов за спиной вывел профессора из задумчивости. Одети тащила тяжеленный том. Водрузив его на стол перед Нороньей, она облегченно вздохнула.
— Вот он! — торжественно провозгласила библиотекарша. — Только умоляю, осторожнее.
— Пожалуйста не беспокойтесь, — улыбнулся Томаш, не спуская глаз с фолианта.
Огромный том был переплетен в коричневую кожу. Сзади виднелась гравировка: «Кодекс 632». Приподняв обложку, Томаш ощутил знакомый запах старины, волнующий и пьянящий. Робко, почти подобострастно касаясь кончиками пальцев бесценной реликвии, он принялся переворачивать потемневшие, испещренные временем листы с густо-желтыми виньетками, которые казались черными на копиях из сейфа Тошкану. На первой странице красовалось «Хроника времен короля Жуана Второго». Норонья то не спеша, страница за страницей, строка за строкой, просматривал кодекс, то пропускал целые параграфы, продираясь сквозь дебри португальской орфографии XVI века, чтобы поскорее добраться до вожделенного отрывка.