Дженни притихла – устала и была потрясена. Мне тоже не очень нравилось, как начался первый день ее визита. Мои земляки проявили себя во всей красе… Просто нарочно не придумаешь – можно год бродить по разным трущобам и не найти никаких приключений, а тут – не успела приехать, и такой скандал.
Черноволосый водитель – грузин или дагестанец, словом, откуда-то с Кавказа, – молча крутил баранку. Только один раз искоса взглянул в зеркало заднего вида на мое разбитое лицо – но ничего не спросил. Главное, чтобы не запачкали кровью салон автомобиля. А чем занимаются граждане в свободное время – не его дело. Личная жизнь каждого неприкосновенна – пока она не входит в конфликт с интересами других.
Таксист довез нас до ворот – и снова не проявил лишнего любопытства, разглядывая дом или задавая вопросы. По счетчику я заплатил полтора рубля и отпустил машину. Дом был пуст – Нина приходила только днем, садовник тоже не имел привычки работать ночами.
Мы вошли в калитку – она проделана в главных воротах перед площадкой, куда можно загнать несколько автомобилей. Свой я ставил в гараж и оттуда же поднимался в дом, но ко мне могли приехать гости – да и вообще ходить каждый раз через гараж не станешь.
Сигнализация молчала – никто посторонний не пытался проникнуть на территорию после того, как отсюда ушла Нина.
– Домработница живет отдельно? – почему-то тихо спросила Дженни.
– Да. Но она приготовила ужин и завтрак – так что голодными мы не останемся.
– Не хочу есть…
– Я в общем-то тоже. Можно выпить по бокалу коньяку – если это не противоречит твоим принципам.
Дженни взглянула мне в глаза, лукаво улыбнулась.
– Не противоречит. Очень больно?
– Практически прошло. Сейчас зайду в ванную, продезинфицирую на всякий случай – и все будет просто отлично. Ведь мы победили! Если буду кричать, не обращай внимания. Услышишь звук падающего тела – сходи за нашатырем. Он в кухне.
Шутка получилась неудачной: девушка помрачнела и задумалась – видно, представляла, как будет искать нашатырь в шкафах на чужой кухне. Или вытаскивать меня из ванной.
– Может быть, тебе помочь? Вдруг случится болевой шок?
Я улыбнулся. Рассеченная бровь болит не так сильно, хотя ощущения приятными не назовешь.
– Не стоит волноваться, я справлюсь. Ты сама можешь умыться – минут через пятнадцать сядем за стол. Заодно новости посмотрим. Кстати, большая удача, что журналисты не пронюхали вовремя о происшествии. Полиция сработала очень оперативно. Будем надеяться, что эта жареная новость вообще не просочится в средства массовой информации.
– Можно еще один вопрос? – Дженни посмотрела на меня как-то преувеличенно внимательно.
– Да, конечно.
– Не обидишься?
– Нет.
– Там, на лестнице… Ты кричал им «мордой в пол» или что-то в этом роде… Считаешь, что жители ниже тебя?
Я чуть было не хмыкнул, но вовремя сдержался. Не хватало еще проявить невоспитанность здесь. Считал ли я жителей ниже себя? В определенном смысле – да. Потому что они не участвовали в общественном договоре на равных, как граждане, но выполняли его требования. Но объяснять это Дженни я не собирался – во всяком случае, сейчас.
Формально жители были такими же людьми, как и граждане, – только не имели права голосовать, занимать некоторые должности и платили налоги по другой схеме… Их показания в суде учитывались в том случае, если не противоречили показаниям гражданина – хотя тут случались прецеденты. Но право на личную неприкосновенность, свободу слова и вероисповедания они имели такое же, как и граждане.
– По-твоему, я должен был сказать им: «Не поднимайте лицо от пола, уважаемые? В противном случае я буду вынужден ударить вас по нему еще раз?»
– Речь не о том, как ты выразил свою мысль. Мне показалось, что ты относился к ним с презрением.
– А я должен относиться с уважением к толпе сумасшедших, которая бросается на меня, когда я иду по улице?
– Если бы это были граждане – ты бы разговаривал с ними по-другому. И дрался иначе.
– Граждане не нападают стаей.
– Ой ли?
– Я не говорю об исключительных случаях. Если бы на меня толпой кинулись дворяне, я бы отнесся к ним совершенно так же.
Сказав это, я отметил про себя, что солгал – пусть и ненамеренно, и не в фактическом плане, а в эмоциональном. Отношение все же было бы другим. Возможно, еще более яростным, но не таким презрительным. Я бы уважал врагов – хотя бы за то, что они умеют обращаться с оружием. И не пытался обезоружить – просто убивал бы, пока не убили меня. Дженни тонко уловила нюанс ситуации. Она проницательная девушка – поэтому мне было так интересно общаться с ней в Сети.
Сестру, чтобы скрыть смущение, пусть и от невольной лжи, я поцеловал бы, подругу – обнял. С Дженни мы были близки – но по-другому. Поэтому я просто улыбнулся ей и пошел умываться и переодеваться.
Хороший коньяк пах виноградом и, казалось, возвращал свет камина солнечными лучами. Я крепко сжимал пузатый бокал и с удовольствием глядел на Дженни – ее раскрасневшееся лицо освещали сполохи пламени, зеленые глаза горели колдовским огнем.
– В субботу – бал, – напомнил я. Мысль о предстоящем вечере доставляла мне удовольствие. – Уверен, ты затмишь всех. От кавалеров отбоя не будет.
– Каждый будет пытаться познакомиться? – фыркнула девушка.
– Почему пытаться? Ты ведь будешь со мной – поэтому они будут просить меня, чтобы я представил их тебе. И просить разрешения на танец. Хочешь – можешь танцевать с теми, кто тебе понравится. Не хочешь – только со мной.
– А тебе бы как хотелось?
Я на мгновение задумался.
– Ты приехала ко мне в гости, и любое твое желание – закон. Поэтому поступай так, как тебе нравится.
– И все же?
– Любой мужчина – собственник. Такова наша природа. Мы пытаемся получить все – и контролировать все. Независимо от того, нужно нам это или нет. Полагаю, так. Я ответил не очень обще?
Дженни улыбнулась, пригубив коньяк.
– Может быть, и очень… Но настаивать на более конкретном ответе я не стану. Пожалуй, не стоит представлять меня никому.
– Вообще никому?
– Да.
– А как же знакомства? Общение?