Угораздило — кисло подумал я, забирая оружие у Кощея. И вдруг кое-что почувствовал.
Когда я брал оружие в первый раз, чтобы убедиться, что оно в полном порядке, то ощущал его баланс — ровный, хороший. Сейчас же оружие было чуть тяжелей. Это и понятно — в нем появился один патрон. Но эта тяжесть ощущалась с одной стороны, справа — пистолет едва заметно оттягивало туда. Едва ли эту тонкость можно было почувствовать кому-то.
Но только не мне. Ведь я умел пользоваться оружием в совершенстве и ощущал его, словно живой организм. Я чувствовал изменение баланса. А это значит, что можно почувствовать и нахождение патрона. Чем ближе он будет к стволу, тем меньше будет ощущаться отягощение в стороны.
Надо только понять изменения этого баланса.
Я прокрутил барабан. Закрыл глаза, пытаясь ощутить в какую сторону тянет оружие. Из-за нервов это было очень сложно. Да и вес заряженного патрона, совсем крохотный, не более десяти грамм, не способствовал этому.
Но все же, сделав несколько вдохов и выдохов, я успокоился. И ощутил, что патрон сейчас находится слева. Значит выстрела не будет.
Хотелось в это верить.
Я приставил кольт к виску.
Даже когда мне приходилось смотреть противнику в глаза, видеть, как он поднимает оружие, целиться в меня, не шло ни в какое сравнение с тем, что сейчас происходило в моей душе.
— Стреляй! — прорычал Дорошевич, пристально глядя на меня.
— Заткнись, — ответил я, чем весьма сильно удивил его.
Палец прикоснулся к спусковому крючку.
Нужно довериться инстинктам. Все остальное — лишь эмоции. Они ничего не значат, даже мешают. Только разум не обманет. А он говорит сейчас, что выстрела не будет.
Я нажал на спусковой крючок.
Раздался сухой щелчок — стак! — и в комнате повисла звенящая тишина. Некоторое время мне было тяжело осознать то, что я еще жив.
— Следующий кон, — буднично произнес Кощей.
А потом по кабаку прокатились раскатистые крики — все выплескивали эмоции от первого раунда игры. Ставки начали принимать уже в открытую. Эти крики и вывели меня из стопора. Я передал оружие Кощею.
Дорошевич заметно нервничал. Выпитое шампанское ударило ему в голову, и он заикался, пытаясь храбриться.
— Клим Климыч, крутите барабан, — посоветовал Кощей.
Дорошевич злобно зыркнул на него. Потом глянул на оружие. И крутанул барабан два раза.
«Опять два раза, — отметил я. Что могло мне это дать я еще не знал, но в голове пометку сделал. — И крутит всегда в левую сторону».
На этот раз Дорошевич не кричал, пытаясь нагнать на себя смелости. Он просто приставил ствол к виску и нажал на спусковой крючок.
Стак!
По толпе прокатились одобрительные возгласы. Кто-то обрадовался — удалось немного выиграть на этом раунде.
Револьвер перешел в мои руки.
Прежде чем крутить, я незаметно взвесил его в ладони. Я раздосадовано сжал зубы — патрон был следующим после выстрела Дорошевича. Если бы он прокрутил барабан еще на одну камору, то я бы уже был победителем.
— Ваша очередь, — напомнил Кощей.
Мог бы и не говорить.
Сейчас моя голова была занята совсем другим — я не боялся умереть, не боялся продырявить себе голову. Я делал расчеты.
Если Дорошевич крутит всегда барабан на два оборота влево, то можно подгадать так, чтобы следующий раунд окончился для него печально. А для этого нужно провернуть барабан на один полный оборот. И еще на пять камор влево. После моего хода встанет в дуло. Дорошевич провернет барабан на два оборота, и вернет все в боевую позицию. Капсюль патрона вновь будет стоять под бойком. Нажатие на спусковой крючок, удар по заряду, взрыв пороха, свинцовая пчела стремительно летит в висок.
Будет сложно.
Смог ли я такое сделать? Конечно.
Но только это чертовски опасно. Если я перекручу хотя бы немного больше — то пуля будет уже моей.
По спине пробежался холодок. На ошибку нет права. Нужно все сделать точно. Максимально точно.
Я провернул барабан. И еще раз, не доведя до полного оборота совсем немного. Приставляя оружие к виску, примерился — баланс пули был почти неуловим. Значит угадал.
Или перекрутил, и пуля сейчас смотрит мне прямо в голову.
Все выжидательно смотрели на меня. Их интерес был корыстный — многие поставили, что я сейчас вышибу себе мозги. Ставки росли.
Дорошевич тоже смотрел. Казалось, игра свела его с ума окончательно. Он превратился в какого-то зверя, который попробовал человечины и теперь ничего, кроме нее не мог есть. Он гортанно рычал, из уголка рта свешивалась тонкая ниточка слюны.
Выдохнув, я нажал на спусковой крючок.