Выбрать главу

Человек в черном улыбнулся. Его улыбка была широкой и холодной, как у смерти.

— Они скоро созреют, верно? — хрипло произнес он, все так же не мигая глядя на лежащего.

Пациент кивнул, его губы дрожали, а голос был едва слышен:

— Да… скоро…

Человек в черном вновь улыбнулся. Он поднял руку, и его пальцы снова засветились бледным светом. Он провел рукой над головой лежащего, и в комнате повеяло холодом.

В глазах пациента появился ужас, но он уже ничего не мог сделать. Больной ощутил острую боль в груди, словно в него впился холодный меч. Он вскрикнул и обмяк, его тело ослабло, и он упал на кровать.

Человек в черном стоял над ним, его улыбка не сходила с лица. Он смотрел на мертвое тело с нескрываемым удовлетворением, словно он только что собрал свой урожай.

— Еще одна душа для моей коллекции, — прошептал он.

Он прикоснулся к груди лежащего. Пациент, хотя и был мертв, вздрогнул, словно от удара тока. Его глаза раскрылись, и в них застыл ужас. Он пытался говорить, но из его рта вырывался только глухой хрип.

В этот момент из его груди вырвался и полетел к руке человека в черном полупрозрачный шар, не больше шара для бильярда. Гость ловко поймал ее, рассмотрел со всех сторон. Удовлетворенно кивнул.

Потом закрыл глаза и вдохнул, впитывая в себя, и в его глазах зажглись нечеловеческие огоньки. В этот же самый момент все кричащие пациенты замолчали — как по команде.

Быстрым шагом человек в черном направился на выход. Он возвращался во мрак, откуда пришел, оставляя «Сосновый Бор» погруженным в тревожный сон.

Глава 5

Выйдя из галереи, я прежде всего позвонил Кривощекину и попросил его узнать про Березова — кто такой, чем живет, чем известен. Кривощекин согласился помочь и сказал, что перезвонит, как все выяснит.

Потом, недолго думая, решил проведать Абрахама Анисимова — странного художника, который изобразил на своей картине необычные хрустальные шары. Я хотел узнать у него про эти шары как можно больше. Надеюсь, он не окончательно спятил и сможет мне помочь.

Автомобиль скрипнул покрышками по асфальту, тормозя перед высоким забором, увенчанным колючей проволокой. Сквозь ворота, украшенные ржавой табличкой «Сосновый Бор» и гербом — сосной с продетыми в ветви звездами — я увидел внушительное здание с закругленными окнами и мрачноватым фасадом.

«М-да, на санаторий это едва ли похоже», — подумал я, выходя из машины.

Подойдя к воротам, я увидел двух полицейских. Они с недоверием посмотрели на меня. Один из них курил, второй заполнял какие-то бумаги.

— Доброе утро, — произнес я, стараясь говорить спокойно.

Один из полицейских, мужчина с густыми бровями, вопросительно взглянул на меня.

— Вы к кому? — спросил он, не отводя взгляд.

— Я к Анисимову. Хочу его навестить, — ответил я.

Оба, едва услышали эту фамилию, сразу же как-то встрепенулись, оживились. Второй полицейский, молодой человек с бледным лицом, подошел ближе и прищурился.

— А кто вы такой? И зачем вам Анисимов? — спросил он, доставая блокнот и ручку.

— Признаться, лично я его не знаю, но хотел бы переговорить с ним по поводу его работ. Он художник.

Полицейский с бровями хмыкнул.

— Анисимов уже не принимает посетителей, — заявил он, оглядывая меня с подозрением.

Я почувствовал, как во мне начинает закипать злость.

— Может быть, мы все-таки у него спросим принимает он или нет? — проговорил я, стараясь сохранять спокойствие.

Полицейский недоверчиво посмотрел на меня, потом на своего напарника, потом снова на меня.

— Хорошо, — сказал он, наконец, — покажите документы.

Я подал им паспорт и водительские права. Они внимательно их изучили, потом вернули мне.

— Подождите здесь, — сказал полицейский с бровями, повернувшись к воротам.

Он заговорил по рации, а я сжал кулаки, чувствуя себя словно на допросе.

Ожидание показалось вечностью. В конце концов, полицейский с бровями кивнул и, не говоря ни слова, повел меня по длинному, мрачному коридору. Стены были окрашены в бледно-серый цвет, и на них были развешаны скучные картины с изображением пейзажей.

Мы остановились перед дверью, на которой была прикреплена металлическая табличка с номерком. Полицейский отпер ее ключом и попросил меня войти.

Я оказался в маленькой комнате, в центре которой стояла железная кровать. Вокруг лениво расхаживал врач с незажженной сигаретой в зубах. Рядом — санитарка, испуганная, дерганная. На кровати, с покрывалом до плеч, лежал Анисимов. Мертвый.