— Не такого приема я ожидал, — буркнул я, согласно кивая.
Мы прошли в поместье. Дарью я попросил остаться у машины, чтобы не подвергать ее жизнь опасности. Она не хотела, но все же в конечном итоге согласилась.
Звякнули ворота, распахнулись. Мы вошли внутрь.
В центре двора поместья Штейн-Ветровых расстилался сад, сплошь покрытый цветами всех мыслимых оттенков. Розовые розы, лиловые ирисы, красные маки, синие незабудки — каждый цветок был искусным творением природы, расставленным с необыкновенной точностью. Фантастические фонтаны, украшенные вырезанными из мрамора статуями, били струями чистейшей воды, шепча свои водяные мелодии.
По бокам двора возвышались величественные здания, украшенные резными карнизами, фресками и колоннадами. В окнах сияли витражи, окрашивая лучи солнца в тысячи радужных красок. В воздухе витал тонкий аромат роз и специй, создавая неповторимую атмосферу уюта и благополучия.
Я с открытым ртом разглядывал поместье, восхищаясь тонкостью работы.
Ветров молчал. Он шел впереди, спрятав руки за спину, о чем-то сильно задумавшись.
Мы зашли в дом, прошли на второй этаж, в кабинет Ветров. Он закрыл за мной дверь и с ледяным тоном спросил:
— Что за шуточки?
— Это не шутки. У меня для вас послание от Серафимы. Понимаю, что все это прозвучит очень странно, даже безумно, но просто выслушайте. А уж правда это или нет — решать вам.
Кулаки Ветрова сжались. Я готов был покляться что еще минута — и он просто накинется на меня с кулаками.
Я облизнул пересохшие губы.
Ветров сделал глубокий вдох, спросил:
— Выпить хотите?
— Не отказался бы.
Хозяин поместья подошел к столику, где стояла бутылка с коньяком.
Пока он наливал, я оглядел комнату. Богатое убранство, огромный дубовый стол, кожаные кресла, картины.
— Это она, — воскликнул я, указывая на выцветшую фотографию, висящую у стола. — Это Серафима. Совсем не изменилась.
Ветров вздрогнул. Резко развернулся.
— Да кто ты такой черт возьми⁈
— Одна не самая удачная схватка окончилась для меня попаданием… в загробный мир, если так это можно выразить. Правда на время. Я понимаю, что звучит это очень и очень странно, но просто выслушайте. Я уже сказал, что решать вам правда это или нет. Просто я обещал ей найти вас и передать слова, а там уже дело ваше. Я свое обещание сдержу.
Ветров смотрел на меня так, словно готов был выжечь взглядом дыру.
— Я видел Серафиму. И она просила передать вам, что любит вас.
Ветров продолжал смотреть и руки его мелко подрагивали. Он действительно готов был убить меня! Еще бы, я зашел на такое личное поле, на которое лучше никогда не заходить.
— Вот. Она просила передать вам это, — я достал из кармана амулет и протянул его Константину.
Ветров, едва его увидел, резко изменился. Он словно сломался. Все то стальное, что было у него внутри, в миг исчезло. Стержень, на котором держался весь он, пропал. Ветров обмяк, свесил плечи и даже лицо, раньше больше похожее на камень, теперь стало мягким как тесто.
На пол упал стакан с коньяком. Ветров протянул дрожащую руку, взял амулет.
— Откуда… у вас…
— Я же говорю, она передала.
— Этого не может быть!
По щеке Константина побежала слеза.
— Она просила сказать, что сильно жалеет о той ссоре, которая случилось между вами. Не держит на вас зла. И просила извиниться, если вы вините в чем-то ее. Она не хотела, чтобы все так случилось.
Ветров глянул на мену удивленно.
— Об этом никто не знал! — выдохнул он. — Никто не знал! Об этой ссоре! Вы действительно видели ее⁈
Я кивнул.
— Господи! — прошептал Ветров. — Неужели это правда?
— Она пожертвовала собой, чтобы вернуть меня обратно. Чтобы я передал вам эти ее слова.
Словно онемев, Ветров подошел к окну и долго молчал, не смея ничего сказать. Он стоял спиной ко мне и иногда вздрагивал. Я понял, что он беззвучно плачет.
Понимая, что тревожить его сейчас в такой непростой момент нельзя, я осторожно пошел к выходу, намереваясь уйти. Но Ветров остановил меня:
— Постойте.
Он обернулся, глянул на меня красными глазами.
— Спасибо вам большое. Шпагин, верно?
Я кивнул.
— Я благодарен вам, за то, что вы передали ее слова. Столько лет… Столько лет прошло, а я все не мог смириться с ее гибелью. Винил себя. И больше никого не смог полюбить. Она — моя единственная. Серафима… Теперь стало легче. Спасибо вам большое.