Потом и вовсе перед глазами начали плясать кровавые всполохи.
— У тебя был шанс уйти, — пробасил всадник. В его голосе чувствовалась насмешка. — Но ты им не воспользовался. За что и поплатишься. Ты будешь сожалеть, что не ушел.
Сквозь красное марево я почувствовал, как крепкие руки поднимают меня, словно мешок и закидывают на седло. Потом точный удар обухом меха по темечку — и темнота…
Глава 22
Голова гудела, словно в нее колотили молотом. Я открыл глаза, ослепленный ярким солнцем, и попытался подняться, но тяжесть не позволяла сдвинуться. Тогда я увидел их — двоих мускулистых мужчин в темных плащах, они снимали меня с коня, который беспокойно брыкался и ржал. Гончие. Все те же головы без лиц. Но эти ребята были точно не из той пятерки, которая охотилась на нас.
Где я? Голова кружилась, а горло пересохло.
Меня стянули вниз, поставили на ноги. Я осмотрелся. Нас с Лариель привезли в какую-то деревню. Весьма странную деревню. Дома были выстроены из черного камня, а крыши покрыты острыми шипами. Вместо окон в стенах были узкие щели. Повсюду висели странные деревянные механизмы, состоящие из вращающихся шестеренок и рычагов. Воздух был пропитан странным запахом машинного масла и гниющей плоти.
— Что это за место? — прошептал я, особо не надеясь, что мне ответят.
— Серый Угол, — сказал один из гончих. — То место, где вы умрете.
— Не слишком то приветливо, — пробурчал я.
И тут же получил крепкий удар в живот.
— Александр! — это была Лариель.
— Все в порядке, — кивнул я, разгибаясь.
К нам приставили двух надсмотрщиков, и оставили ждать возле каменные столбов. Кто-то из гончих пошел докладывать старосте деревни о удачно поимке. Сейчас решалась наша судьба, но чего-то хорошего я не ждал. Нужно поймать момент и удрать отсюда. Но сначала разобраться куда нас вообще доставили. Какое-то странное место, которое…
На мгновение я потерял дар речи. Вдали увидел их и сначала не поверил собственным глазам.
Они стояли на краю деревни, одетые в рваные одежды, их тела были покрыты рубцами и ранами, а лица — бесчувственным масками смерти. Их глаза были пусты, а губы сжаты в немой улыбке.
Зомби.
Это были ожившие мертвецы, не стражи, а их замена в этой странной деревне.
Страх пронзил меня насквозь. Я понял, что оказался в месте, где все обычные правила жизни не действуют. Я был один и бессилен перед этой неизвестной угрозой, что скрывалась в этой странной деревне, построенной из камня и механизмов, где смерть и жизнь переплелись в жутком танце.
Потому что зомби нельзя убить. Он и так мертв!
— Лариель! — тихо позвал я свою спутницу. — Ты видишь тоже самое, что и я?
— Это стражи, — шепнула она. — Гончие занимаются некромантией. Думаешь, зачем им моя сила магическая понадобилась?
Я удивленно глянул на девушку.
— Они используют ее для создания вот таких тварей, — девушка брезгливо сморщилась.
Вернулись гончие от старосты. Коротко с презрением глянув на нас, отдали приказ наших охранникам:
— Этих — в каменные темницы.
И нас тут же потащили к центру деревни. По пути я заметил еще несколько оживших мертвецов, они косолапо ходили по улицам и выполняли какие-то простые задания — перевозили камни, убирали мусор, даже пытались завести одну из шестереночных машин. Их движения были медленными и неуклюжими, но в них была некая жуткая целеустремленность.
В центре деревни стояла высокая башня, из ее стен выходили громоздкие трубы, из которых валил черный дым. Рядом с башней находилась массивная дверь из темного дерева, украшенная гротескными рельефами, изображающими скелеты и черепа. Охранники подвели меня к двери, и один из них ухватил меня за плечо, крепко прижимая к себе.
Второй охранник загромыхал ключами и замком.
— Пошел! — сквозь зубы процедил он, когда дверь была открыта.
Меня грубо втолкнули внутрь.
Нас отвели в темницу, пропахшую сыростью и плесенью. Там нас оставили наедине с нашими мыслями, с ожиданием ужаса, который готовила нам эта странная деревня, полная камня, шестеренок и оживших мертвецов.
Мокрые стены камеры сомкнулись вокруг меня, как могильная плита. Сырость пробиралась под рваную одежду, ледяными пальцами сковывая тело. В полумраке, едва прорезаемом узкой щелью в двери, я различил лишь очертания дряхлого старика, сгорбившегося в углу.
— Добрый день! — произнес я больше от безысходности, чем от злобы.
— День и в самом деле добрый, — прокряхтел старик.
Он словно сливался с каменными стенами, сгорбившись в углу и укутавшись в лохмотья некогда богатой одежды.