И наконец последнее слово: сети. Молодость корчится в тесной паутине. Однажды, — продолжает маленький женя, — когда история принца и нищего была досказана до последней кровавой точки, я вошел в тяжеловесный будуар. Воцарился порядок; щетки и кольца были разложены по старшинству. Можно было бы пригласить сюда скользкого негра, лизать его безупречные бедра, не боясь цикуты. Каждый, изведавший чувство пьяного господства, не поменяет его даже на полный птичьего клекота завтрак с лансом. Сети раскрылись, словно волшебный ток наполнил их гальванической жизнью. Порой они вздрагивали, предчувствуя проникновение лихорадки. У покорных мальчиков немногословный повелитель отбирал жемчужины. Постепенно сокровищами была заполнена вместительная шкатулка. Там они шуршали, сливаясь в беспечное сухое пятно. Он завещал похоронить себя с этим ларцом на груди; нотариус нахмурился, но не посмел перечить. Через несколько бессмысленных лет fr. t' вновь навестил контору. Теперь он требовал, чтобы жемчуг пропихнули ему в легкие кленовой дощечкой. К тому моменту, а шел уже третий год a.s., штурмовик достиг такого величия, что никто не посмел ослушаться. Багровый от красочности эпохи секретарь принес вязкое какао. Грядет эон гора! Пустяки, пустяки, — убеждал нотариуса посетитель, — пустяки, русские свиньи ничего не поймут. Старец благородно кивал в ответ. — Мы разрушим их капища, взорвем пельменные и шашлычные. Секретарь заметил у клиента простой серебряный перстень чудесной работы. Дощечка должна быть отполирована до блеска, — настаивал господин, и перо нотариуса влажно скакало по бумаге. — Мы вознесемся… Вознесемся? — не узнавая собственного голоса, прошептал секретарь, опасно звеня подносом, и штурмовик снисходительно блеснул серебром в ответ. Пришлось приготовить бритвы. У каждого есть ошеломительная история, и у маленького жени тоже была своя. Он расправлял ее, словно обрывок бересты, исцарапанный доисторическим ничтожеством. Два пуда муки, сорок беличьих шкурок, шелковый кушак, каменное шило для выкалывания зрачков. Сердце уже не выдерживало, оно сжималось от ужаса, словно по венам протискивались голубиные перья. Рем! Рем! — дрожал академик, ожидая услышать немыслимый отзыв. Он знал, что именно сейчас за облаками решается судьба. Столько лет подряд он экзаменовал бесстыжих студентов, изведал все их уловки: они поводили бедрами, надеясь раздразнить его, подкрашивали ресницы, натягивали майки размером меньше, напрягали бицепсы. Все было тщетно. Лишь вадик смог вырвать его, словно ветхий куст, из тьмы уединения, выбросить на худосочный свет. Безумие авраама! — гордясь собой, определил академик и пригласил вадика выпить. На рассвете они вышли, шатаясь, из опиумной курильни. Солнце свирепо разжигало землю, сойки довольно свистели. Он неуверенно дотронулся до клавиш, и тут же нахальным душем хлынула молодость, немедленно затопившая всё вокруг. С тем же успехом с холодной ветки могла бы спрыгнуть визжащая рысь. Сперма, мы так ничего и не сказали про сперму, — перебивает маленького женю павел сергеевич. — Она-то и превратилась в жемчуг, драгоценную груду жемчуга, — шепотом поясняет сережа. Как не порадоваться, что fr. t', которому грозила гибель еще в день роковой ошибки фюрера, пережил всех соратников и скончался, окруженный похотливыми мальчишками. Пальцы с обкусанными ногтями навек закрыли его привередливые глаза. Вечером они гоняли на мотоциклах вокруг его остывающего особняка; душа fr. t', плывущая по огромной трубе к далекому свету, упивалась ревом их моторов. Уууууааааоооооыыыы близка расплата, русские свиньи! Расплавится асфальт под вашими гнусными пятками, вода превратится в громокипящий кубок, молнии раздробят черепа свирепым кастетом. Взорвутся мраморные рукава! Из вашего праха вырастет чертополох немыслимой высоты с сизыми горячими цветами. Нотариус достал портсигар, наполнивший офис сдержанной музыкой. Дощечкой, — упрямился клиент. — Из лучшего клена. Жемчуг важно мерцал в бархатном убежище, от какао остался багровый след на подносе. Сперма, — напоминает павел сергеевич, — павлины, ланс, перевернутая ширма, пощечина, зерна граната на блюде, гортанные вопли стражника, мертвый спартак.