Предательство Максимилиана было непонятно. Если бы вместо него было насекомое… но нет. Он был все тем же Его Высочеством, ради которого они затевали сногсшибательную поимку журналиста.
— Улей, — прошептал Самсон… — Все утыкается в него.
— Причем здесь Улей? — удивилась Камилла — она села рядом выше, уверенно расположившись между Горром и Старостой. Рубин сидел справа от Хадисы. Самсон и Линн сели рядом с Владом, чуть ниже.
Несколько пустых пивных бутылок, в которые накануне прошлого вечера была перелита настойка, валялись под лавками.
— Притом, что фей мы грохнули много, а взять живыми не удалось никого… — пояснил Рубин.
— Живые есть… Адекватных нет, — поправил Трахтенберга Горр. — Все как с близняшками. При первой возможности телепатического воздействия из тела вырывается черная энергетическая мошкара. Теперь, правда, обошлись без выпотрошенных каналов.
— Но ведь не может же мошкара контролировать целого человека! — Замечание Рыловой было дельным.
— Вот потому все в фей и упирается, — вздохнул Самсон, присасываясь к бутылке.
Староста молчал, а потом его пальцы запорхали в сумбурной жестикуляции.
«Феи имеют то, к чему не имеет доступа большинство обывателей, — скорость поглощения и обработки информации… Им под силу придумать и воплотить что угодно. Вот только феи не имеют отдельных личностей, это всегда общая нейросеть. Общая память. Нет понятия смерти. Каждая новая ячейка — всего лишь очередное вместилище информации, которой может пользоваться все их общество… Улей — это один единый организм от начала и до скончания времен. Зачем им такие ритуалы в принципе? Мотив не ясен…» — говорил Староста.
В случае с Максимилианом мотив можно хоть за уши притянуть. Сила могла повысить его шансы на престолонаследование. Как ни крути — он был двадцать пятым в очереди. Уши мертвеца от такого предположения вряд ли болели. Причины могли быть и иными. Вот только где найти того человека, который расскажет, что было у Дрейка на уме?
Все упиралось в Улей. Зачем самообновляющемуся бессмертному социальному организму этот изощренный черный ритуал?
Гибель Веленки казалась абсолютно бессмысленной, впрочем, как и вся прошедшая ночь.
Тренировка закончилась. Зрители начали рассасываться. Тихонько ушли Линн с Самсоном. Они смеялись и ни на кого не обращали внимания. Хадиса провела их взглядом, прекрасно понимая, чем они займутся уже вскоре. Прикрыла глаза и печально вздохнула.
— Ты возбудилась. Силой веет, и голову сносит, — тихо прошептал Рубин, и Хадиса неожиданно для себя вспомнила, с чем сравнила его голос семь дней назад, до того как увидела его внешность.
Бархат с хрипотцой… Семь дней прошли неожиданно насыщенно.
— И что? — Она ни капли не смутилась, на лице всего лишь на миг проскользнула забавная улыбка, словно она не удержала рвущуюся изнутри мысль.
Как всегда, она была скрыта и зажата. Ему захотелось опять ей нашептать заклинание, чтобы она заикалась. Но теперь, когда она знает этот фокус, будет не так интересно. Гам вокруг выходил на новые уровни, напоминая своими интонациями произошедшее в столовой, только с более медленной скоростью. Оргия тогда знатная намечалась. Благо, послушники вмешались… Теперь же явно озадачились бойцы из Службы безопасности, не готовые к представлению.
Румянец слегка поддел щеки Хадисы, и Рубин невольно улыбнулся. Похоже, пора было смываться отсюда.
— Идём… — протянул он ей руку и потащил через немногочисленную толпу за собой.
— Куда?
— Без разницы… К тебе, ко мне…
Хадиса растерянно открыла рот, потом закрыла, крепко задумавшись. Возбуждение полыхнуло вдвойне, отчетливо отображаясь на окружающих недвусмысленными поползновениями друг к другу.
— Не надо…
Рубин молчал.
Теперь же резонанс стелил тела по трибунам в откровенных позах, прижимал их парами к стенам, не всегда правильно подобранными, иногда чувственно-девичьими… А иногда контрастно-мужскими.
Скорее всего, Самсон опять уединился с Линн, позабыв обо всем на свете, вот теперь и расхлебывай. Потому, не раздумывая, Рубин тащил ее за руку, чувствуя, как ее сила все больше поддевает его мозг.
Хадиса бежала следом, чувствуя откровенное дежа вю. Живот крутило. Кожа горела, а ее опять куда-то тащили… Хотя нет, не «куда-то». В этот раз перспективы были оформлены четко в рамки какой-то из двух комнат и очерчены широким разворотом мужских плеч. Попадающиеся парочки в своей откровенности вносили свою лепту, вдалбливая новые картины всестороннего общения в остатки пуританского восприятия Хадисы.
Факультет семейного раздора был ближе. Но остановились они раньше, будучи пойманными притягательным черным нутром полуразрушенного танцевального зала. Каменная крошка скрипела под ногами. Энергетические печати, удерживающие разрушение, слегка поблескивали в темноте. Холодная стена словила вес их поспешного объятия. Хадиса что-то испуганно прошептала, а Рубин не услышал. Поймав ладонями ее лицо, склонился и пробрался вглубь горячим твердым языком, сметая ее слабое сопротивление на корню требовательными и жадными движениями.
Казалось, бушующая энергия заполнила их до краев в один миг, окрасив весь мир пепельными углями. Красные точки чувств вспыхнули рыжими бликами на дичайшем пепелище самообладания. Чувства смялись вместе с одеждой, буйством красок и спешными прикосновениями к коже.
Кажется, они забыли, как дышать…
Стены неожиданно вспыхнули светом.
— Эй, — окликнул их слегка запыхавшийся Мухотряскин. — Кирин просил укол сделать.
— Позже…
— Сейчас.
Рубин судорожно выдохнул. Резко отстранился и поймал брошенный ему мелкий мешочек.
В неярком свете обиженно взблеснули глаза Хадисы. Ее осоловевший взгляд плыл. Сущность продолжала контролировать тело, словно параллельная нервная система. Ноги подкосились, и она сползла наземь. Маленькая, красивая и абсолютно послушная, как кукла. Отчетливо вспомнился прошлый понедельник, когда он ей пообещал, где будет ее позиция аккурат через неделю.
Собственно, отпущенное время подходило к концу, и она действительно была сейчас где-то между его ног. Правда, в другой позе и с другой целью. Наверное, сейчас стоило вспомнить и о вечере понедельника, когда ее сущность впервые срезонировала с Виртуозовым, и о вторнике, когда эта девчонка сыграла на его мозгах по полной, в один миг превратив в ментального раба. Страшно представить, какой мощью она обладает теперь. Впрочем, достаточно оглянуться. Не даром же в среду Кнут лично решил побеседовать с послушницей на мосту и разложить ее силу по полочкам с точки зрения Раздора. Закончилось все весьма болезненно для Кирин, зато никакого разгула на площади не отметили, все прекратилось резко, как и началось. К тому же определили, что физическую боль ментальным ударом она передать не может.
Наваждение спало. Остался только бушующий костер и понимание, что на миг было хорошо. Мухотряскин наблюдал, ехидно комментируя:
— Знаешь, воздержание для суккуба — это страшная вещь. — Его голос после настойки был абсолютно спокоен. — Так и умереть можно, или затрахать кого-либо до смерти… Подумай об этом на досуге.
Рубин тем временем присел рядом. Вытащил из мешочка ампулу и шприц, привычно надломил кончик, мокнул внутрь иглу и потянул поршень. Сбил воздушные капли и выпустил их. Хадиса наблюдала за этим действом в полудрёме, не в силах шевельнуться. Где-то на фоне откровенно стонали под действием ментальной волны, и ей хотелось вот так же стонать, цепляясь пальцами в мягкие плечи, и ни о чем не думать.
Кто же в этом виноват: она или опять Самсон, у которого те же силы?
— Суккуб или инкуб… Как различать вообще? — спросила она, наблюдая не за шприцом, а за едва светящимися глазами рыжего адепта.
— В чем разница? Инкуб предпочитает тело, а не разум, — пояснил он, закатывая рукав ее ветровки. — А ты, как и любая другая неудовлетворенная женщина, начинаешь пилить мозг всем без разбора.