«Держи их, мы в зал», — змеей вился голос Старосты внутри ее головы, а Ррухи только рада была исполнить.
Впечатывая кулаки в противника, уходя от их выпадов, взметаясь в воздух, уклоняясь от заклинаний, выставляя щиты — она явственно вспоминала тренировки с Хадисой. Где-то там, на задворках ее памяти, вспомнились грустные глаза матери, безучастное молчание клана… Желание помочь ей смертью. Сейчас же эти воспоминания стирались в пылу драки, и уже амулет Горра не пугал, и татуировка на запястье не страшила… Боль трансформировалась в полыхающий синим камень. Камень — в удар. Остальное больше не важно.
Три касания разошлись быстро.
— Она нужна живой!!! — закричал кто-то. Но Ррухи было все равно. Защищая, свободно трансформируясь, перенимая стиль врага и постепенно выхватывая из вложенной феями памяти незнакомые ранее заклинания, она вдруг почувствовала себя абсолютно живой и цельной. Сила бушевала в ней, энергия витала вокруг настоящим светопреставлением.
Шесть минут и касание: первое, третье, пятое.
И снова шесть минут. Рука неожиданно упала плетью. Обожжённая кожа пузырилась и сочилась сукровицей. Чужое слаженное заклинание смяло ее усилия, словно бумажный лист, снося ее мощным ударом и волоча по опустевшей земле, отключая сознание…
* * *
Неизвестный ранее рычаг активизировал скрытый механизм заброшенного храма. Кубки задрожали, и внутренний круг пришел в движение, выплевывая в пространство с десяток каменных колон странной дуговой формы, словно желоба. Кровь Велены, успевшая пробраться в каждую щель, теперь стекала по их матовым белоснежным поверхностям вниз, застывая на полпути и иссыхая. Колонны не дотянулись до купола, застыв на полпути уверенным рассредоточенным кольцом. С внутренней выпуклой стороны каждая из них была испещрена специфическими желобами и пазами, фиксаторами.
Выбранных на роль батарейки выводили в зал по одному. Обнажали и подвешивали к изогнутой стороне колонн за руки, фиксируя обнаженные тела по всему периметру. Пять девушек и пять парней, как и подозревал Ананьев.
Он отстраненно смотрел на лица, выхватывая знакомые и не очень. Пятеро послушниц были разбавлены таким же количеством его лучших адептов, отчего хотелось выругаться. В противоположном конце зала виднелся Октопус. Оборот ему не удался, поглотители высасывали все, раз за разом возвращая его тело к человеческой форме, надо сказать, третий раз подряд, в результате чего Звездунов окончательно ослабел и уже не мог трепыхаться. Его абсолютно дикий взгляд блестел и полыхал… А толку от этого было никакого… Анонис, так и не дождавшись фееричного перевоплощения, стервенел, не находя подходящего времени для снятия наручников. Нож, как и прежде, утыкался в глотку, и порой чудилось, что кожу он уже прочертил и не единожды.
А действо между тем продолжалось.
Стоило последней батарейке оказаться на месте, как жрецы затянули песнь. Кожу каждого прикованного к столбу, словно острым лезвием, прочертили знаки и символы, охватывали завитками груди, а символами — живот. Кровь сочилась, стекала по ногам на пол, собираясь в желобки, смыкающиеся в центре зала, где малым кругом посреди набухающей лужи стояли шесть кубков. Обнаженная Хадиса Кирин стояла в этом круге безвольной куклой. Первый Репетитор ходил вкруг нее, зачерпывая мелким золоченным ковшиком из кувшина, который несли за ним следом, и поливал ее тело. Одежда его пропиталась кровью и липла к ногам.
Смысла в этом Ананьев не видел никакого. Игра и бутафория, красота процесса для зрителей. А если ли эти зрители? Наверное, есть…
За омовением пошло нанесение символов, которые Репетитор рисовал лично, смоченной в крови кистью.
Источник тем временем пульсировал, вспыхивал разноцветными красками, принимая страшное подаяние. Кирин не реагировала, полностью поглощенная наложенным на нее заклинанием подчинения.
Репетитор прошептал последние слова и вышел из круга. Его место занял другой человек, лицо его было скрыто под маской Многоликого, обнаженное мужское тело, загодя расписанное символами, было возбужденным. Стоило ему зайти внутрь и коснуться лица Кирин, как источник вспыхнул алым, ударил лучом в их тела, и такой же луч прошил тело Звездунова, который захрипел, вскидывая голову и закатывая глаза. Свет пробирался сквозь раны, глаза, заткнутый кляпом рот… Словно под кожей Хранителя были не мясо и кости, а обычная лампочка. Вместо звука — свет, вместо слез — раскаленные железные капли…
Свою порцию лучей Ананьев тоже ощутил сполна абсолютным бессилием и истощением… Наручник все же звякнул, но это было уже неважно. Тело расперло, заставляя выгнуться в немом крике. Внутри бушевала тьма, застилая глаза и забивая собой глотку…
Колонны засветились, алые росчерки на телах жертв полыхнули ярким желтым, пробиваясь священным огнем из-под кожи.
Кубки с кровью наяд вспыхнули, медленно поднимаясь в воздух и превращаясь в яркие сине-зеленые огоньки, с каждым мигом они все быстрей кружились вокруг пары в центре, оттесняя их от бешенства, происходящего вокруг, закрывая непроходимым силовым барьером.
Ритуальная песнь вилась многоголосием. Общий зал ритуалов дрожал в неистовстве и крике от неестественности происходящего процесса.
* * *
Чиновники, застрявшие у входа в пространственный пузырь, озадаченно переваривали неожиданно изменившуюся ситуацию.
Машину накренило от резко увеличившейся в размерах аномалии. Два передних колеса теперь стояли на ее поверхности в полуметре от земли. Выбраться из машины-то выбрались, а вот сдвинуть ее с места не решились. Технические маяки утонули внутри Зоны препятствий. Верхний энергетический барьер натянулся, словно шарик, пробиваясь из-под земли и охватывая стенки аномалии.
Командир отряда хмурился. Кто-то из его ребят оказывал ему первую помощь, мастерски орудуя лечащими напевами и бинтами. Проход в аномалию тем временем медленно открывался, выпуская наружу колонну военных машин с соответствующими опознавательными знаками и маркировками Службы безопасности.
Колонну остановили, у Кирина были на то полномочия. Пока очередной представитель власти махал тщательно заверенной бумагой и требовал содействия, а сержант стервенел и требовал оставаться на месте, Хинеус задумчиво прошёлся вдоль колонны и заглянул внутрь Зоны препятствий. Несло оттуда, как всегда, дурным трупным запахом. А ещё там явно занимался рассвет… Удивительное ощущение, учитывая, что у них ещё даже не полночь.
Кирин хотел было вернуться назад, но в последний миг одна из татуировок на спине обожгла, заставляя крепко задуматься… Где-то внутри этих машин явно были особы из закрытого списка, и это очень явственно вносило диссонанс в мироощущение Хинеуса.
Глава 64
Окна машины были зарисованы витражом, отчего невозможно было понять, что внутри нее или снаружи. Темноту разряжала тусклая лампочка, ввинченная над головой желтоватой звездочкой. Горр сидел напротив Рубина с накинутым на голову мешком, связанный по рукам и ногам. Ему сегодня везло на мешки, однозначно. Парень бесился, дёргал то руками, то плечами, это уже порядком раздражало даже их пленников. Рубин же, наоборот, был без мешка, но при этом красовался металлическим кляпом в зубах. Слюна уже давно прочертила по его подбородку влажные дорожки. Он даже не пытался ее сглатывать. Возможно, это выглядело б даже пошло, если бы не было так страшно. Ррухи тяжело вздохнула, неосознанно скользя взглядом по его разобранному виду: растресканные губы, ссадины… Окровавленная сорочка болталась на локтях, руки связаны за спиной. Стянутые вместе щиколотки и колени делали его похожим на упитанную гусеницу. Хорошо, хоть штаны на месте были… Впрочем, он и так выглядел, как жертва домогательства Самсона.
Ее собственный кляп доставал своей длинной почти до миндалин, не давая толком шевельнуть языком. Челюсть болела, губы саднили. Связанные за спиной руки она почти не чувствовала ввиду усталости, равно как и ноги. Раздражающее состояние, только усугубляющееся постоянным дерганьем оборотня… На что он надеялся? На неведомого зрителя или на то, что энтузиазм и трепыхание пройдут сквозь любую преграду?