— Никто из нас не был в Императорском разломе. Риск непомерно велик, сын мой. Я не могу жертвовать детьми. За последние двадцать лет семья потеряла троих. Скорбь переполняет моё сердце и по сей день. Придётся отступить и затаиться. У нас нет иного выхода. Операция по нейтрализации императрицы провалена. Нужно было прислушаться к оракулу, я же пошла на поводу у эмоций.
— Затаиться? Десять лет, двадцать, ещё одно столетие в забвении? Враги наслаждаются солнцем, пока наши дети прозябают в подземельях! Ничтожные отщепенцы, вынужденные существовать во мраке катакомб! Будем дожидаться, пока княжна не войдёт в силу? А что дальше? Что будет, если самозванка начнёт рыть — и докопается-таки до истины? Полагаешь, она благодушно спустит нам смерть родителей? Я смотрел в глаза княжны на поле боя. В них не было страха и колебаний, лишь неистовая жажда убийства, а за ней сама пустота. — Мужчина, осёкшись на полуслове, невольно поёжился, а затем с жаром в голосе продолжил:
— Взор инквизитора ни с чем не спутать! Великая Мать, ты же понимаешь, что паук укажет Ольге верное направление! Угрозу необходимо купировать, иначе рано или поздно она разыщет нас и приведёт приговор в исполнение. — Человек в чёрном балахоне нервозно потеребил заржавелые окровавленные вериги, кои носил уже несколько дней подряд.
— Сними священное железо, сын мой. Ты достаточно страдал, довольно. Помилуй, Александр, я не могу дозволить рейд в аномалию. Лишиться кого-то из вас — смерти подобно, а жнецов отправлять — всё равно что в логовище волка добровольно загнать отару. В горнило не воротилось ни единой души. Демоница пожрала их все! Настанет время, и я лично вызову самозванку. Пусть Рок решит исход боя. В этот раз я не стану пренебрегать пророчеством оракула. В разломе вас ждёт смерть. Я всё сказала! Иди, мальчик мой, приведи себя в порядок.
— Да будет воля твоя, Великая Мать!
В просторной келье в окружении сотен магических свечей у зеркала в золочёной раме стояла ладная, пригожая девушка, расчёсывая длинные, достающие до талии, светлые волосы. В дверь робко постучали. Не дожидаясь ответа, в полутёмное помещение вошёл молодой человек. Объёмный капюшон балахона целиком скрывал суровое лицо. Сбросив неудобное одеяние, зашвырнул в дальний угол. Поморщившись, осмотрел окровавленный мускулистый торс и потуже затянул вериги. Стальные шипы, впиваясь глубоко в кожу, доставляли мужчине гамму болевых ощущений, но он, не обратив на это никакого внимания, подошёл вплотную к девушке. Забрав из рук той изящный древний гребень, принялся приводить водопад непокорных локонов в порядок.
— Можешь ничего не говорить. Уже донесли. Я предупреждала тебя, что мать не дозволит, ты же меня не послушал. Уходи, Алекс. Видеть тебя не хочу. — Девица, нервно дёрнув изящным плечом, сбросила крепкую руку брата.
— Я достану тебе её глаза, как и обещал! Мне не нужно благословение и содействие матери, сделаю всё сам. Час на сборы, выступаю на рассвете, путь неблизкий.
— Ха! Уморил! Ты облажался два раза подряд, Алекс! Я отправляюсь с тобой, и даже не спорь! Одному тебе не справиться, убьём княжну вместе. Мне нужны её органы: мозг, сердце, кровь, но самое бесценное… глаза, и я их вырву лично из глазниц самозванки!
Тяжесть на плече не ощущалась: графиня весила килограммов пятьдесят. При большой нужде смогла бы тащить на себе полковника, не особо напрягаясь. Был прецедент с генералом, а тот вес имел не малый. Рельсы уходили всё дальше вглубь тоннеля, шпалы были словно новые, кругом витал терпкий дух креозота, да и сами рельсы поблёскивали металлом в ночном спектре зрения.
Путь казался безопасным, будто бы мы шагаем где-то в Подмосковье, а не по самой неизведанной аномалии империи. Скептически осклабилась. Особых трудностей я так и не увидела. Да, есть свои нюансы, с тем же барьером, например. Но это всё частности.