Намылилась было закинуть кусачего монстра подальше в кусты и уже поудобней перехватила полутораметровый чешуйчатый хвост, как запястье сжало нечто неимоверно мощное.
На инстинктах призвала клинок, изготовившись разить всех без разбору, но вовремя засекла радужные сполохи. Буля, чтоб её! Ну нельзя же так! Владелица на нерве, за каждой чахлой травинкой демоны мерещатся, так и до эмоционального срыва недалеко! Не успела я пожурить питомицу, как услышала дикий сдвоенный визг. В первом — распознала посмертный ор пожираемой мыши, во втором — нервический вопль лихоманки. Чего это она, в самом-то деле?
Сухея обнаружилась метрах в двадцати от поляны. Чернявую красавицу колотила вполне человечья дрожь. Бледное, словно мел, лицо перекосила гримаса неподдельного ужаса. Я в недоумении заозиралась по сторонам и на всякий случай покрепче сжала меч. Что-то, или кто-то, напугал полубогиню до усрачки. Но рядом никого не было: я да Булька — кругом ни души.
— Эй, болезная, ты чего? — крикнула я лихоманке, но та не ответила, а лишь указала трясущейся рукой куда-то под ноги.
Под ногами, окромя Були, никого не было. Тартар не разверзся, легионы архидемонов в полной боевой выкладке через пробой не полезли. Всё тихо, спокойно, и мухи не кусают. Питомица лениво поползла в сторону ближайшего корявого деревца — видать, добычу заприметила. Сухея тем временем, отступив ещё метров на десять, открыла рот, словно выброшенная на берег рыба.
— Беги, дура! Пожиратель! Беги! — завопила во всё горло свежеиспечённая подружка и ломанулась куда глаза глядят, а затем и вовсе растворилась в пространстве.
— Чудны дела твои, Творец, — прошептала я, усаживаясь поудобней на массивный валун.
Булька вытащила из теневой норы здоровенного многолапого арахнида, с удовольствием умяв извивающуюся мерзость, вернулась ко мне, всем видом показывая, какая она умница.
Деактивировав наручи, привычно провела острым ноготком по запястью. Изобильно окропив питомицу, достала из подпространства термос кофе. Бегать за лихоманкой желания не было. Не знаю, что на неё нашло. Опасности никакой — по крайней мере, я ничего подозрительного не заметила. Посижу, подожду. Не вернётся — пойду сама, куда деваться, назад-то в любом случае дороги нет.
После неутешительных новостей царство мёртвых уже не казалось чем-то опасным. Подумаешь, тени, на меня тут половина ада ополчилась ни за хер собачий. На горизонте маячит неизбежное противостояние с серафимами. Чего переживать понапрасну: не сгину в тенях, так высшие сущности добьют. Никогда не была фаталистом, но, похоже, пришло время им стать.
Булька, напившись крови, устроилась на положенном месте и привычно впала в спячку. Любопытно, почему она не защитила от розог? Уверена на все сто, что питомица способна выдержать сдвоенный залп «Левиафана» тактическим ядерным боеприпасом, чего уж говорить о какой-то там жалкой лозинке? Поди, решила, что дурака учить пряниками — только портить, порой и кнут потребен. Иначе и не истолкуешь избирательное поведение малышки. То готова ради меня весь мир под молотки пустить, то дозволяет всяким подозрительным личностям мутузить владелицу. Нет бы доходчиво разжевать принципы сложившихся взаимоотношений, но не дождёшься от неё конкретики: поели, можно и поспать! Поспали, можно и поесть!
Где валандалась Сухея — неведомо, но вернулась через час, растрёпанная, что пугало огородное. Роскошное платье в клочья, крутые бёдра напоказ, глаза шалые, на лице восковая маска. Я уже смекнула, кто так напугал существо, которое вселяло ужас в сердца миллионов мирян. Но догадки озвучивать не спешила — сама расскажет, коли посчитает нужным.
Протянув лихоманке чашечку горячего кофе, развалилась на камне, изготовившись выслушать гневную отповедь. По глазам Сухеи было видно, что она кое-как сдерживается, чтобы не высказать что-то гадостное в мой адрес. Так бы и пыхтела, закипая чайником, если бы я не форсировала события:
— Чем тебя так пожиратель перепугал? Буля — девочка миролюбивая, зла никому не желает, тем паче друзьям и союзникам. Отчего такая больная реакция, не пояснишь?
— «Девочка»? «Буля»? Ты дала пожирателю имя? — возмущённо, осекаясь на каждом слове, просипела лихоманка.
— И именем нарекла, и кровью подкармливаю, а что не так?