«Я жив. Жив! Черт возьми!»
Пытаясь распутать клубок своих ощущений, я пришел к двум неожиданным выводам. Несмотря на то что двадцать минут тому назад застрелил человека, чувства вины или раскаяния я абсолютно не ощущал, как и не чувствовал в себе суровой радости, подобно киношному ковбою, сумевшему в поединке первым выхватить револьвер и убить врага. За всеми этими мыслями я даже не заметил, как мы приехали. Я вылез вслед за гангстером из машины и недоуменно оглянулся по сторонам, после чего так же растерянно проводил того взглядом до двери невзрачного бара под названием «Трилистник». Гангстер уже взялся за ручку двери, потом повернулся ко мне и недовольно буркнул:
— Эй! Чего замер! Давай за мной! — после чего переступил порог. Он бы не понял, даже если бы я попытался объяснить, почему сейчас меня охватило чувство острого разочарования. Просто этот невзрачный бар никак не вписывался в ряд фото из Интернета, где были изображены гангстеры на фоне дорогих машин и роскошных домов.
В небольшом помещении, где с большим трудом умещались шесть столиков, находилось четыре человека, не считая бармена за стойкой. Все они сейчас собрались возле Джека.
— …Чертовы макаронники! Если бы не Мюррей, уж и не знаю, чем бы все закончилось. Да еще этот парень… — при этом он не глядя ткнул пальцем в мою сторону, — вовремя подвернулся.
Жест был в достаточной степени пренебрежительный, но, несмотря на это, я оказался в центре общего внимания.
— Кто он? — спросил широкоплечий толстяк, сидевший у стойки.
— Понятия не имею.
— А где Мюррей? — задал новый вопрос бармен.
— Повезли к врачу.
— Что-то серьезное?
— Ранили в ногу. Вот Томми не повезло…
— А Стив?!
— Ранен. В плечо.
— Жаль Томаса. Хороший был человек!
В прокуренном воздухе повисло молчание. Спустя минуту толстяк повернулся к бармену:
— Сэмми, всем виски! Помянем славного ирландского парня!
Мужчины стали разбирать стаканчики, налитые быстрой и ловкой рукой бармена. Я смотрел на этих людей, которые не только останутся в истории, но и станут свое-образным символом Америки. Все эти люди познали в своей жизни нищету, были на самом дне, изведали беззаконие и насилие. Именно они создали страшный мир жестокости, оплачиваемых убийств, рэкета и коррупции, который давал им большую власть и еще большие деньги.
— Эй, малыш!
Я даже не сразу понял, что это обращаются ко мне, а когда сообразил, то вопросительно посмотрел на мужчину, обратившегося ко мне. Это был высокий и худой мужчина с длинным костлявым лицом и волосами цвета вороньего крыла. Когда увидел, что я смотрю на него, он сказал:
— Не хочешь присоединиться к нам, парень?!
Я снова оказался в центре внимания, но сейчас на меня смотрели с любопытством и насмешкой. У кого она читалась в глазах, у кого скользила по губам. Я прекрасно знал, чем она вызвана. Здоровый парень в измятом и грязном костюме с чужого плеча и перевязанной головой.
«Бродяга. Босяк», — читалось в их взглядах.
Несколько смутившись от столь пристального внимания, я отрицательно покачал головой в ответ.
— Джек, а чем этот парень помог? — неожиданно спросил бармен.
— Джеймс сказал, что это он уложил «макаронника» в проулке.
— Это чучело? В жизнь не поверю! — саркастически произнес молодой мужчина с наглыми глазами и откликавшийся на имя Фрэнки. — Да у этого фермера только что солома из волос не торчит!
Все дружно засмеялись.
— Ты откуда парень? — спросил меня толстяк.
— Из Аризоны.
— Что, надоело кукурузный самогон пить? На приличную выпивку потянуло?!
Шутку Фрэнки встретили новым взрывом смеха. Глупые шутки и дурацкий смех смыли растерянность, и теперь я уже со злостью смотрел на смеющихся бандитов, чем вызвал у них новый приступ смеха.
— Смотрите на фермера! Прямо как бык деревенский, только копытами землю не роет!
И снова взрыв смеха.
— Так ты, малыш, пить будешь или как? — спросил худой мужчина.
— Я не пью!
Это было сказано с каким-то детским вызовом. Я сам это почувствовал, а что уж говорить про остальных. Они снова засмеялись.
— Смотрите, наш малыш обиделся!
Но новый смех был прерван толстяком:
— Хватит! Как тебя звать парень?
— Дик, сэр.
— Есть хочешь?
— Да, сэр! — я сказал это автоматически, еще даже не поняв, хочу ли я есть.