— Или на раковину рапана, — уже предположил я. — Только уж больно она громадная.
— Аммонитовая, — пробормотала эмпатка и чуть пошатнулась, ухватившись за трицикл. — Что-то мне нехорошо.
— Твою мать! — я принялся перебирать алхимию в поиске лекарственного состава, но Ольга предостерегающе подняла руку:
— Нет смысла. Это не мои чувства. Это… Оку больно.
Я выругался. Вот не хотелось же вмешиваться в местные разборки, а таки придётся. Видимо, не судьба нам без приключений делами заниматься.
— Там наверху два десятка особо одарённых личностей пытаются из земли выковырять какие-то валуны фиолетового цвета.
Эту информацию я получил от комарих, проникнувших сквозь земную твердь и принёсших образцы крови мне для анализа. Но была в одном из образцов для меня некая странность. Он показался мне знакомым. При этом я мог с уверенностью утверждать, что ни разу до этого не имел дело с носителем этой крови.
— Экраны, — простонала эмпатка, обхватывая ладонями голову. — Они усиливают сигнал. Нельзя позволить… — Ольга опустилась на песок и стала раскачиваться, словно умалишённая. — Не услы-ы-ыши-и-ит!
Я попробовал поставить щит крови, а следом ещё и радужный, но это не возымело никакого эффекта.
«У неё совершенно иная природа силы, — откликнулся адамантий. — Я помогу, только ты уж разберись побыстрее с этими варварами».
С ладони соскользнула серебристая клякса и опустилась тончайшим кружевом на голову Ольге. Та сразу притихла и, кажется, даже боялась пошевелиться, чтобы боль не вернулась.
— Я скоро, — пообещал я эмпатке и открыл портал метров на триста вверх.
Великий Князь задержался на сутки в Сухуме. Пока честь по чести спустили на воду отремонтированные корабли, пока провели скромный банкет, чтоб корабли, значит, беспроблемно по морю ходили да тварей высокоранговых не приманивали, пока в горячих источниках поотмокали да девок помяли… командировка удалась. Давненько он уже так не развратничал, прям молодость вспомнилась. Кто там говорил: «Седина в бороду, бес в ребро»? И без седины обошлось. Всего-то и надо было, что цели в жизни появиться, а за ней вслед и вкус каждого дня изменился.
Разнеженный, разморенный, снабжённый вином да сырами из местных погребов, Великий Князь рухнул на постель в своём спальном вагоне, чтобы беспробудно проспать, аки младенец, все десять часов пути до Новороссийска.
На подъезде к городу его осторожно разбудил личный порученец, чтобы уточнить:
— Изволите на сегодня поездку к княгине планировать или же номером в гостинице императорским воспользуетесь?
Оба предложения были соблазнительны, как никогда, и Иван Григорьевич решил для начала воспользоваться вторым из них.
— Номер давай, приведу себя в порядок и уж потом к княгине наведаюсь. Что с моим поручением по родословной? — вспомнил Великий Князь, что в круговерти абхазского гостеприимства забыл уточнить по результатам немаловажного для него лично поручения.
— Все выписки ещё вчера у вас на столе были, да только…
— Сам знаю, — перебил слугу Иван Григорьевич. Вчера у него ни сил, ни разума для работы не осталось. А вот сегодня в гостинице можно бы и ознакомиться. — Имперских безопасников отпустил?
— Так точно, уведомил, что далее у вас личная встреча намечается.
Пока Иван Григорьевич выполнял официальные обязанности члена императорской семьи, ему по статусу была положена охрана из Имперской службы безопасности. Теоретически, она же и должна было сопроводить Великого Князя до столицы. Но поскольку дальнейший маршрут особы императорской крови изменился, то при прямом приказе охрана могла вернуться в место квартирования. Ивану Григорьевичу это и нужно было. Ему только дядиных соглядатаев не хватало в столь деликатном деле, как обретение личного могущества.
Личная охрана у Великого князя также имелась. Ей он доверял чуть больше, ведь на каждого своего человека имел такой пакет компромата, что тянул на смертную казнь безоговорочно. Деньгами не обижал, но зато и не боялся поручать местами и не самые законные дела проворачивать. А потому служили ему истово, да и клятвы приносили искренне. Кто же будет расстроен, если ему жизнь подарить да заработок обеспечить.
Располагаясь на императорском этаже, Иван Григорьевич купался в лести, подобострастии и желании угодить ему любимому. Вот уж где людям неважно было его прошлое. Достаточно было самого факта близкого родства с императором, статной фигуры и парадного военного мундира. Встреченные им в фойе гостиницы молоденькие аристократки стреляли в него глазками, а их отцы уважительно раскланивались.