Увидев на столе брата Никодима удивительную книгу, брат Даниил замер как громом пораженный. Лицо его, испещренное глубокими морщинами, как кора старого дуба, перекосилось, выцветшие от старости голубые глаза расширились, он выкрикнул хриплым, надтреснутым, но все еще сильным голосом:
– Дьяволовы дела! Дьяволовы, дьяволовы козни! Чую, чую невыносимый смрад адский!
– Успокойся, смиренный брат! – воззвал к старику брат Никодим, который не понял, что вызвало такой гнев монаха. – Мы находимся в обители Божьей, и нечистый никоим образом не может проникнуть в эти святые стены…
– Может, может, он все может, и он уже проник! Я вижу его дела и вижу, что ты потакаешь ему, вольно или невольно!
Тут брат Никодим увидел, что старик указывает на страницы удивительной книги, и понял, что именно она так возмутила старого переписчика.
– Его, его рука! – выкрикнул брат Даниил, сверкая глазами и пытаясь сбросить книгу со стола. – Его рука, а вы, неразумные, потакаете его деяниям!
– Позволь напомнить, брат, – попытался Никодим урезонить старика, – позволь напомнить, что наиглавнейшее правило в нашей обители – смирение, смирение и еще раз смирение! Смири свой гнев и выслушай меня! Как и ты, я смиренно исполняю свое послушание, переписывая книги из монастырского хранилища. Как и ты, я вкладываю в это все доступное мне старание. А какую книгу переписывать – то не моего ума дело, не моего и не твоего, это решает брат библиотекарь, поставленный над нами отцом аббатом. Брат библиотекарь сегодня приказал мне переписать сию книгу, значит, для того есть важные причины, разбирать которые нам не положено. Наша забота – переписывать книги со всем возможным тщанием…
– Дьяволовы слова! – воскликнул брат Даниил, и губы его затряслись. – Дьяволовы слова и дьяволовы дела! Только дьявол мог породить таких немыслимых чудовищ, только в его вредоносном разуме могли они появиться!
Старец указывал при этом на рисунки в удивительной книге.
– Позволь указать тебе, брат, – со всем возможным смирением отвечал ему Никодим, – позволь указать, что чудеса Господнего мира неисчерпаемы и неисчислимы и в дальних уголках земли встречаются самые удивительные создания, каких мы никогда не смогли бы даже вообразить. Не сам ли ты переписывал недавно севильский бестиарий, в коем были изображения птицы рох, которая кормит своих птенцов слонами и носорогами, и африканского камелопарда, шея которого длинна, как свинцовая водосточная труба в нашей ризнице, и удивительной полосатой лошади, что обитает в далеких южных краях и бегает быстрее ветра…
– То создания Божьи, – возразил старик, – а в этой книге изображены порождения дьявола! Дьявол, дьявол! Я чувствую его присутствие, он здесь, в этих стенах!
– Не следует поминать столь часто врага рода человеческого, – воззвал к старику брат Виллем. – Не подобает поминать его, или можно накликать недоброе…
– Здесь! Здесь он! – выкрикнул брат Даниил, на этот раз указывая не на книгу, а на что-то за спиною у брата Никодима. – Я чувствовал его присутствие…
Тут глаза его закатились, он рухнул на каменные плиты пола и забился в мучительных судорогах, лицо его посерело, на губах выступила пена, как у загнанного коня.
– Кликните брата Мефодия! – властно произнес кто-то за спиной брата Никодима.
Никодим обернулся и увидел смиренного брата Амвросия, монастырского келаря, правую руку отца аббата. Никто не заметил, как он появился в скриптории и теперь стоял посреди комнаты, сложив на груди руки.
Младший из переписчиков, молоденький послушник Герберт, тут же побежал за братом Мефодием, который врачевал всю монастырскую братию.
В ожидании врачевателя брат Амвросий распорядился подложить под голову бьющегося в судорогах старика сложенный вчетверо плащ, дабы он не расшиб голову о каменный пол, а также вложить в его рот рукоять кожаной плетки.
Переписчики столпились вокруг припадочного и сочувственно смотрели на него, не зная, чем еще можно ему помочь.
Лекарь не заставил себя ждать.
Очень скоро он вошел в скрипторий, наклонился над несчастным стариком, поднял его веко, словно хотел заглянуть в душу, затем выслушал пульс. Ничего не сказав, он только покачал головой и повернулся к послушнику.
– Сын мой, у тебя быстрые ноги. Беги сию минуту в мой сарайчик – ты знаешь, тот, что возле травного огорода, – и принеси пузырек с маковой настойкой.